Дон Луис вспыхнул и мысленно выбранил себя за оплошность, но тут же без всяких колебаний и уверток ответил:
– Клянусь святым Педро, моим новым покровителем, я бы хотел, чтобы вы были дворянином, сеньор, хотя бы ради славы самого дворянства. Среди дворян слишком мало людей, достойных рыцарских шпор, и вы были бы для нас ценным приобретением!
– Все изменчиво в этом мире, юный мой друг, – улыбаясь, заметил Колумб. – Меняются времена года, день сменяется ночью, кометы появляются и исчезают, монархи становятся подданными, подданные – монархами, дворяне забывают о своих предках, а плебеи превращаются в дворян. В нашей семье есть предание, что некогда мы принадлежали к знатному роду, однако время и неудачи низвели нас до теперешнего скромного положения. Но, если мне посчастливится во Франции более, чем в Кастилии, неужели дворянин Луис де Бобадилья откажется быть моим спутником в великом путешествии только потому, что его капитан не может предъявить дворянские патенты?
– Это была бы самая недостойная причина! Не думайте обо мне так плохо. Нам предстоит сейчас расстаться, – надеюсь, на время, – так позвольте мне быть с вами откровенным до конца! Каюсь, когда я впервые услышал о вашем замысле, я принял его за бред сумасшедшего…
– Ах, друг мой Луис! – прервал его Колумб, грустно покачивая головой. – Так думают слишком многие! Боюсь, что дон Фердинанд Арагонский и этот засушенный прелат, который говорил от его имени, держатся того же мнения.
– Простите меня, сеньор Колумб, если я невольно обидел вас. Но я был однажды несправедлив к вам и теперь хочу искупить свою вину. Да, раньше я тоже так думал и заговорил с вами только для того, чтобы посмеяться над вымыслами чудака. Не сразу проникся я доверием к вашей теории, но меня поразило, что ее отстаивает такой глубокий мыслитель и философ, как вы. Видимо, при этом я бы и остался, удовлетворив свое любопытство, если бы не особые обстоятельства глубоко личного характера. Вы, наверно, знаете, сеньор, что я принадлежу к одному из древнейших родов Испании и обладаю немалым состоянием. Несмотря на это, я не всегда оправдывал надежды, возлагаемые на меня моими опекунами, которые…
– Об этом не следует говорить, мой добрый…
– Нет, следует, клянусь святым Луисом! Я должен сказать все. Мною всегда владели две непреодолимые страсти, иной раз вытесняющие одна другую. Одна из них – любовь к странствиям, жгучее желание видеть новые страны, бродить по морям по воле ветров и волн. Другая – любовь к Мерседес де Вальверде, самой прекрасной, верной, доброй, ласковой и чистосердечной девушке во всей Кастилии!
– И к тому же дворянке, – улыбаясь, добавил Колумб.
– Сеньор, я не люблю шутить, когда речь идет о моем ангеле-хранителе, – насупившись, ответил юноша. – Она не только дворянка, достойная оказать честь моему роду, – в ней течет кровь самих Гусманов! Так вот, из-за своей любви к бродяжничеству я утратил расположение многих и едва не потерял свою любимую. Даже моя родная тетка, ее опекунша, начала смотреть косо на мои ухаживания за Мерседес. Донья Изабелла, чье слово – закон для всех придворных дам, тоже настроена против меня, и теперь мне необходимо завоевать ее расположение, чтобы жениться на Мерседес. И вот я подумал, – как истинный рыцарь Луис решил все взять на себя, чтобы не выдать свою возлюбленную, – я подумал: а что, если мою склонность к странствиям направить на достижение какой-нибудь благородной цели? Например, такой, как ваша. Тогда мой недостаток превратился бы в достоинство в глазах королевы, а затем и всех остальных! С этой надеждой я пришел к вам, а потом ваши доводы окончательно убедили меня. Теперь ни один священник не верит так свято в Бога, как я в то, что кратчайший путь к берегам Катая лежит через Атлантический океан; ни один ломбардец так не убежден, что его Ломбардия плоская, как я в том, что земля – это шар!
– Не следует говорить так непочтительно о служителях церкви, сеньор мой, – сказал Колумб и тут же с улыбкой добавил: – Значит, вас привлекли на мою сторону два таких мощных союзника, как любовь и разум? Сначала любовь, как более сильная, преодолела первые преграды, а затем разум довершил дело? Что ж, так часто случается: любовь торжествует в начале, разум – в конце!
– Я не отрицаю могущества любви, сеньор, ибо сам я не в силах с нею бороться, – продолжал Луис. – Теперь вы знаете мою тайну, знаете мои намерения, и мне нечего больше от вас скрывать. А потому я торжественно клянусь, – при этих словах Луис обнажил голову и поднял глаза к небесам, – последовать за вами в это путешествие по первому же зову, на любом судне, из любого порта, как только вы пожелаете! Даю эту клятву в надежде, во-первых – послужить Богу и церкви, во-вторых – увидеть берега Катая и, наконец, – завоевать донью Мерседес де Вальверде!
Читать дальше