Тамара Королева - Калейдоскоп. РОМАН

– В смысле?

– В смысле ты за Льва Толстого или за Анну Каренину?

– Аа… – протянула Рита и отвернулась к окну.

– Да я серьёзно, Белова. Там твоя подруга в гордом меньшинстве.

– Костя, – Рита повернула голову в сторону молодого человека, – я свое мнение высказала, пусть спорят, если заняться нечем, – добавила Рита безразличным голосом, только ярко вспыхнувшие щеки выдали ее волнение.

А волнение Риты, вовсе не касалось вопроса, который возник спонтанно и перерос в диспут: «Зачем Лев Толстой убил Анну Каренину?»

Нет, конечно, вопрос Риту зацепил, но волнение у нее вызывал совсем другой человек, и он не был похож на Льва Толстого, хотя многое объединяло молодого учителя Платона Андреевича Вольского и классика русской литературы, а именно – сама литература.

Платон Андреевич пришел в школу в начале учебного года и сразу попал на передовую: учителем русского и литературы в выпускном десятом классе.

Платоша, как его прозвали старшеклассники, сразу кинулся в бой. Он реорганизовал факультатив по литературе, создав симбиоз дискуссионного клуба и драмкружка. Он увлеченно рассказывал о новых постановках, студенческих театральных работах, даже самые далекие от литературы были вовлечены в процесс. Жизнь вокруг Платона Андреевича бурлила.

Вот он-то и был предметом волнения Риты Беловой, умницы, красавицы и без пяти минут золотой медалистки.

О нем она думала ложась спать, с мыслью о нем вставала утром. Маргарита Белова влюбилась.

– Это навсегда, – констатировала Рита, глядя вдаль, когда верная подруга Любаша приводила ее в чувства.

– Ритка, ты не о том думаешь. – Любаша, всегда спокойная и уравновешенная, нервно жестикулировала руками перед лицом подруги. – У нас последний год, надо собраться. Какая любовь? Мы сейчас перед выбором стоим. Куда пойти?

– Я уже выбрала.

– Нет, то что филфак, это не обсуждается, – Любаша поправила выбившуюся прядь волос за ухо, она все еще волновалась, – но вот…

Закончить она не успела.

– А вот и нет. – Рита заговорщески прищурила глаз.

– Как это нет? А куда?

Обескураженный голос подруги развеселил Риту, и она начала подтрунивать над Любашей.

– Секрет.

– Ритка, – Люба насупилась, уголки губ поползли вниз, кончик носа опустился, круглые очки сползли с переносицы. Точь-в-точь совенок.

– Ладно, тебе скажу. Для остальных – секрет. – Рита сделала паузу и продолжила, отделяя слова друг от друга: – Я буду поступать в театральный! – Последнее слово она выкрикнула и протянула руки вверх.

Любаша поправила очки, потом сняла их, вытащила носовой платок, протерла стекла. Затем как можно спокойнее произнесла:

– Это утопия. Ты – не актриса.

– А вот и не утопия. Платоша сказал, что у меня есть перспективы.

– Платоша сказал… – Любаша наморщила нос. – Он это и Шоховой сказал, но она почему-то не бежит в театральный, а продолжает ходить на подготовительные в торговый. Ты что, Белова, задумала? Погубить себя?

– Нет, я стану известной актрисой. – Рита подняла глаза вверх. – Такой как Фаина Раневская или нет, как Алиса Фрейндлих, Платону Андреевичу она очень нравится, – добавила девушка. – Мое имя будет на афишах, и он наконец полюбит меня, женится и… – на этом Ритина фантазия оборвалась.

– Родишь детей, наденешь халат, тапочки и будешь варить кашу в кухне, – закончила за нее подруга.

– Недобрая ты, Люба.

– Я-то как раз тебе добра желаю. – Любаша вздохнула. – А ты просто влюбленная дурочка.

– А ты похожа на мою бабушку, когда она ворчит. Но я тебя люблю, – последнюю фразу Рита пропела и обняла подругу. – Ты мне лучше скажи, чем у вас спор закончился?

– Да там уже не понятно, все так орали. Кто о том, что Каренина безнравственная женщина, другие, что Вронский – предатель, а Каренин – мученик. Винегрет, короче.

– А ты?

– Я считаю, что это был логичный конец, Анне больше нечего было делать, только под поезд. – Любаша поправила очки.

– А я думаю… – Рита на секунду задумалась. – Она искала свободу, а свобода была для нее в другом мире.

– В каком другом мире? – произнесла Люба в недоумении.

– Может и Лев Толстой думал о свободе. – Рита сделала паузу. – Но скорее все- таки – любовь.

– К кому?

– Смешная, конечно к Вронскому. Всё, диспут окончен. Не хочу больше думать про Анну Каренину, хочу мечтать об актрисе Маргарите Беловой.

– Звучит, – одобрила Любаша. – А я буду писать пьесы для тебя, – добавила она, мечтательно глядя в окно, где мальчишки все так же пинали мяч, стараясь попасть в импровизированные ворота.