Емлин и Овечкин тоже немало пролили чужой крови в здешних местах – речки были красными, в заводях плавали трупы.
Овечкина застрелил в бою Марк Решетников – бывший командир партизанского отряда, Емлину повезло – сумел уйти в Китай, там и растворился.
А однажды пограничный наряд обнаружил на Сунгане, в устье реки, где водились огромные серебряные караси, группу белокитайцев – они забрались на маковые плантации корейцев и поспешно обдирали стебли – урожай этот надо было собрать как можно скорее.
Наряд, в котором было всего три человека, с ходу врезался в заросли мака. Командир наряда бросил в китайцев гранату, уложил сразу шесть человек. Всего нарушителей-китайцев было, как потом выяснилось, более трехсот – прилично, как говорят в таких случаях.
Нарушители бросились к Сунгану, в воду. Одиннадцать человек пошли на дно – не справились с течением. Пограничники забрали лошадей, которых китайцы отняли у местных жителей, продукты, также отнятые в русских селах, на волокуши уложили брошенные винтовки и боеприпасы и с песней вернулись домой.
Вот такие раньше были воины. Не то, что сейчас, когда полковники прячутся за спины рядовых. Те, кто побывал в Чечне, в тамошних переделках, говорят: офицеры до майора включительно – нормальные мужики, живут интересами солдат, защищают их, хлебом делятся, соль предлагают, но стоит им подняться чуть выше, до двух подполковничьих звезд – все, отдаляются от солдат настолько, что даже в бинокль не разглядеть. Хоть людей этих в фуражках с высокими немецкими тульями (похоже, министр, который утвердил эти двухэтажные тульи, был карликом, поэтому в армии и ввел высокие каблуки на сапогах – как у дам-с, фуражки в два яруса, оловянный начальственный взгляд, чтобы сразу было видно, что идет полковник – и воровство, как официально утвержденное деяние) в телескоп рассматривай.
Не хотелось Корякову быть когда-нибудь таким полковником.
Многое помнят здешние места, если собрать все – получится большая книга.
Коряков полазил по снегу, по полосе и, помяв что-то в пальцах, даже понюхав, словно бы свежий неприятный снег этот мог пахнуть чем-то еще кроме снега, подозвал к себе Лебеденко.
– Нарушитель ушел туда, – он ткнул пятерней в крутящуюся злую темноту, исчерканную неряшливыми серыми перьями, шарахающимися то в одну сторону, то в другую, способными сбить с толку кого угодно. Лебеденко вгляделся в недоброе, хаотично шевелящееся пространство и сказал:
– Да, он там, товарищ лейтенант! Точно там!
1 января. Дорога на заставу № 12. 00 час. 40 мин.
Отец Лены, в прошлом врач, долго проработал в городской больнице, а потом, скрученный ревматизмом и прочими костными хворями, был вынужден уйти со своего места: ведь работа хирурга – это занятие стоячее, а он более двадцати минут стоять у операционного стола уже не мог. Обидно было, но Ленин отец научился стоически переносить удары жизни и не роптать, смиряться с тем, что та преподносит, – занялся домом, небольшим дачным участком, в котором, выращивал помидоры «бычье сердце» редкостного размера и веса – в два килограмма, вывел также сорт золотисто-желтых, словно бы внутри наполненных светом мелких помидоров, похожих на сливы, – произошло это случайно; на скудные свои сбережения купил справную японскую машиненку с правым рулем, но когда начались гонения на «правый руль», он, чтобы не трепать себе остатки нервов, продал ее, купил обычный отечественный «жигуль».
Хотя можно было оставить и «японку» – весь Дальний Восток продолжал ездить на «правом руле»; как-то, от нечего делать, Лена посчитала – в Уссурийске из десяти машин только две имеют нормальный левый руль, в основном эти автомобили наши, все остальные – «праваки», подержанные «японцы», привезенные сюда с островов…
Если бы Лену спросили в упор, нравится ли ей Саня Коряков или нет, и попросил бы дать такой же прямой, в лоб, ответ, она с ответом точно затруднилась бы.
И да, и нет.
Неожиданно впереди в свете фар возникло яркое рыжее пятно, – это была лиса, – Лена, загораясь в азарте, надавила на педаль газа, лиса поспешно метнулась в сторону и исчезла за ближайшим сугробом, а Лена, въехав в хвост снега, наметенный на дорогу, чуть не перевернулась: жигуленок на полном ходу, пофыркивая хорошо отлаженным мотором, всадился в твердый хвост, выбил из-под себя целую копну серого жгучего снега, остановился и опасно приподнял над дорогой зад.
Лена повисла на ремне – хорошо, что была привязана, – невольно вскрикнула, замерла на несколько мгновений – ремень перехлестнул ей дыхание, больно сдавил грудь, в горле застрял сбившийся в комок воздух, а перед глазами запрыгали мелкие красные брызги.
Читать дальше