Татьяна Авлошенко - Маяк Птичьего острова. Хроники земли Фимбульветер

– Признаю дитя сие, Гердой нареченное, своей дочерью. Благодарю тебя, Рассветный, за ребенка обретенного, рода продолжение.

Странно, но из храма нас не выгнали. Пришедшая в себя жрица сказала только, что удочерение предполагает другой обряд. Но ничего страшного, Благому важны только чистота помыслов и искренность намерений.

Из храма мы уже спокойно пошли в ратушу, дабы оформить все документы на официальное удочерение Герды… Герды… Тут-то и выяснилось, что собственной фамилии у моей радости нет. Не балуют сирот из приюта благого Берне подобной роскошью. Если не сумеешь, выйдя в мир, найти себе службу и скопить денег на наречение, или же войти в какую-нибудь семью, то так и останешься на всю жизнь бродягой безродным.

– Пиши мою, – подумав, велел чиновнику Оле. – Замуж выйдет, сама разберется, а пока что Къолей вон сколько много, а я один в городе Сван.

– Вот и стала я мачехой, – задумчиво произнесла Хельга, когда мы наконец вышли из ратуши. – Оле, храмовых-то зачем так пугать было?

– Знаю я их, – проворчал стражник. – Развели б тягомотину на месяц – то день не тот, то свидетелей недостаточно, то ветер не в ту сторону дует. Так и дело делать расхочется. Пойдемте заодно к Хустри сходим. Ларс, ты ж на моей дочке жениться не передумал?

Я не передумал, но просить руки любимой девушки у новоявленного папаши никак не собирался. А пришлось. Оле вдоволь покуражился, но наконец согласился, тестюшка. В знак чего показал нам с Гердой свой могучий кулак.

– Вы у меня смотрите!

Смотрю. Любуюсь. Волосы Герды, прежде недлинные и гладкие, отросли и завились мелкими тугими кольцами. Глаза изумрудные, ночными сполохами сверкают. Руки, когда с них сошли цыпки и царапины, оказались очень красивыми, белыми, ровными. За минувшие месяцы моя радость вообще захорошела, как кошка в добром сытом доме. Округлилась где надо, гладкая стала, мяконькая. Очень приятно ее обнимать. Обнимать – и не более. Строга. Будешь руки тянуть, куда не следует, сразу по ним ох как получишь.

Ладно, Драконы с ним со всем, а также с вредным папенькой Оле, пересудами соседей и прочим. Главное, на безымянном пальце Герды рядом с бронзовым колечком появилось серебряное и точно такое же ношу на руке я. Мы обручены и через год… Ух!

На этот раз удар снова идет сверху. Принимаю палаш Оле на шпагу, эфес к эфесу. На несколько секунд мы замираем. Ловушка для обоих. Это только на празднике Начала Времен стражники и солдаты, изображая косматых воителей древности, с грозным рычанием топчутся под скрещенными мечами, пытаясь пересилить друг друга. В жизни, если начнешь вот так давить противника или увлечешься сопротивлением, быстро получишь под ребра кинжалом, а то и просто кулаком.

Оле ниже меня ростом, но гораздо сильнее. Отбросить его клинок в сторону, одновременно заставляя стражника раскрыться, вряд ли получится, а вот отскочить, разрывая дистанцию и лишая давящую руку опоры… Не успеваю. Оле со всей мочи толкает меня в грудь.

Под каблуками оказывается лед. Скольжу, неловко наклоняюсь. Тут же получаю по шее тупой стороной палаша. Не больно, но обидно.

– Все, условно убит. Герда, обойдемся без оплакивания и горестных воплей.

Еще одно женское оружие – громкий крик. Оле как-то предложил Герде заорать изо всех сил. Тихая девушка заблажила так, что соседи и стражнический патруль чуть ли не с другого конца улицы примчались, узнать, где горит, кого убивают? Пришлось Оле возвести поклеп на некую ни в чем не повинную мышь. Герда на Свана обиделась, мышей она любит. Вопли сразу были зачислены в достаточные умения. Мне бы Оле хоть раз что-нибудь простил…

– И что это был за кожекрыл взлетающий? – ехидно интересуется Сван. – Падаешь – падай. Сколько времени ты потерял, размахивая конечностями? А как при этом раскрылся, и говорить не буду, страшно. Смотри: завалился правильно и все, достать тебя уже трудно, да и удар у противника сбит. Тут же откатился, тут же встал. Понял? Изобрази. Раз пять для начала. Учишь тебя, учишь… Нет, не видать мне спокойной старости.

Далеко, в такой дали, что и подумать-то чудно, за доспешным поясом пограничных замков, в самом центре земель кочевников лежит озеро. Чистый, белый снег устилает берега его, и такой же – на льду. Ни единого следа вокруг, только чернеет посреди озера круглая ровная полынья. Говорят, что если добраться до того озера, подойти к полынье и посмотреть в студеные темные воды, увидишь всю свою жизнь. Будешь знать, как беды избежать, чем от судьбы откупиться. Только страшно это, не всякий решится, потому как, явив жизнь, покажет колдовская полынья и чью-то неизбежную смерть.