Игорь Райбан - Испания. Обряд перехода

Но потом в связи с некой перестройкой Мира, человеку было искусственно «вшито» на генетическом уровне внутренний паразитарный имплант. В виде этой самой, лимфатической системы.

Читаем сказания из библии, как там сказано между строчек: Адам с Евой, первые люди, жили в раю Эдема, питались только нектаром амброзии, но потом они сорвали яблоко, открыли ящик Пандоры.

Бог разгневался и изгнал первых людей на Землю.

«И в поте лица твоего, будешь добывать хлеб насущный, доколе не вернешься в землю, из который ты взят. Ибо прах ты, и в прах возвратишься».

И прочее, и прочие события. То есть, если перевести на понятный язык, первые люди на планете, были немного другие, отличные от нас нынешних. Поэтому ещё прямые потомки Адама, жили куда больше нас на свете. Святой праотец Мафусаил, от которого пошла ветвь евреев, прожил 969 лет.

Сын его Ламех, жил ровно 777 лет.

Отец Мафусаила, Енох коптил свет 345 лет, пока его живым не забрали боги «наверх».

Внук Мафусаила, библейский Ной дожил до 950 годов.

Индийский мудрец Агастьяр, также прожил немало столетий, совершая немыслимые подвиги, наравне с богами.

Почти тысячелетие жили тогда пра-пра-пра-прадеды, если короче пращуры, на Земле. Потом всё изменилось.

Да не экология виновата в долгожительстве, как считают «британские» ученые. Все наши калории из еды, уходят только на поддержание в тонусе внедрённой лимфосистемы.

Так что все логично сделано «присматривающими» за нами.

Как правильно, однако, говорят фитоняшки: нервный стресс – это первый признак старения.

Кроме этого надо еще правильно дух тела содержать.

Поэтому, при здоровом питании, не у всех тело чинится начинает, от болезней связанных с излишним весом и перееданием. Такие дела.

Тоже Виландия просветил немного об этом. Но всё потом.

Так мы скакали до полудня в моих мечтах о еде, по полям лужаек.

То перебираясь через ручейки с неглубокими речками вброд, с плёсками воды брызгающих из под копыт.

Как я угадывал брод? Так вода была там чистой, почище слезы девственницы.

Всё как шло как обычно в пути, и всё было ничего и тут произошло…

Конь скакнул по склону покатого пригорка берега речки, выбираясь наверх, я почувствовал что почему-то проваливаюсь в пустоту: седло исчезло, натянутые поводья обмякли, превратившись в какие-то верёвочки из теста. Напоследок успевая заметить, что и сама окружающая обстановка Мира: лес, трава, небо, сам воздух – в мгновение ока зашевелилась, поплыла мерцающей рябью, превращая реальность в плохую картинку монитора испорченного телевизора.

Тут я погрузился в мёртвую тьму безвременья.

Почти с небольшой задержкой, выныривая на поверхность ощущений ирреальности происходящего.

Материализуясь в пространстве знакомого помещения, до оскомины в зубах. Конечно, я узнал это место, известное мне с раннего детства.

Моя детская комната в квартире, где рос при родителях.

Недоумевая, я пытался осмыслить происходящее действо.

«Почему так случилось? Что произошло, в конце концов?» – в мозгу звучала одна мысль. Вдруг послышались громкие голоса извне, коробки стен комнаты, обклеенной старыми обоями. Я узнал их, с трудом внимая им. Голоса знакомые по прошлым жизням, звучащим из Чернобыльской Зоны. (отсылка к событиям, описанных в начале «Испания. Кровь и вино»)

Примерно в ситуации как пациент в наркозе, при роковой операции, когда нечто называемое душой, выходит из тела и отстраненно наблюдает за врачами сверху. Врачи судорожно мечутся, чтобы спасти жизнь больного, бросая отрывистые реплики между собой, что и как предпринять.

Почти такое же и у меня состояние.

Один озабоченный голос Креста, другой взволнованный Хозяина:

– Включай! Быстро включай вручную системную перезагрузку, и после немедленно авторизируйся! Иначе он «там» останется навсегда и умрет!

– Как он там? Сколько у него осталось времени, чтобы выбраться «назад»?

Я понял что «Он» это я, и речь идет обо мне. Спрашивающий голос был Креста.

– Шансов мало, долго не протянет. «Там» где он оказался – нет жизни. Нет кислорода, только вакуум. Кислород для дыхания, что остался только в нём самом. Есть только минута, максимум две, – Хозяин.

Вот черт! Тут я сам неожиданно ощутил, что с каждой секундой моего времени становится тяжело дышать, как при острой нехватки воздуха. Я мог ходить по герметичной комнате, передвигаться, трогать вещи, но за пределы выйти не мог. Предчувствуя что за стенами, окнами – нет «ничего». С ужасом заметался по комнате, лихорадочно ища какой-то выход, задерживая дыхание жизни, экономя кислород.