«Убить? Толку-то? А, ведь, могу. И рука не дрогнет. Нет, не дрогнет», – кривая улыбочка растянула губы лучницы. Порыв ветра растрепал ее рыжие пряди, добавил тревожные ноты в мелодию. Женщина сосредоточенно отправила стрелу в полет. Железный наконечник с резким всхлипом заставил расколоться первую глиняную фигурку. Тут же стремительно прозвучал каскад тинькающих звуков. Напевный свист оборвался. Словно молоточек пробежал по металлическим пластинкам, перевел музыку в иное звучание. Едва последняя стрела достигла своей цели, показалось, или мелодия не получила своего завершения? Несколькими резкими бросками Виргилия избавила свой пояс от ножей, добила последнюю глиняную безделку подхваченным с земли камнем.
– Вот. Как-то так, – она удовлетворенно потянулась. – Увлеклась. Сделала на одну больше.
– Жаль, – все время воинственных аккордов Тиль устроился на камне. Его лук куда-то пропал. – Свиристелки ветряные. Это же настоящая лесная флейта получилась.
– Да я так – руки занять было нечем. Надоело просто по целям стрелять. Вина-то купили?
– Купили, купили, красавица. Уж купили, так купили! – балагур, музыкант, поэт – Тиль легко соскочил с камня, помог собрать ножи и стрелы. – О, смотри-ка! – в его руках оказалась глиняная птичка с отбитым клювом. – Эк ты ее неласково. Корду, пожалуй, отдам. Пусть ей серебряный клювик сделает, я на ней еще поиграю. Эритейка сказала, что ты нынче смурнее тучи. Не в пифосе же дело?
– Да Небо с ним – с пифосом! Я что-то чувствую. Что-то такое… Не знаю. Хотела у Симона спросить, а вы нажрались до поросячьего визга.
– Не только ты чувствуешь, – сквозь лукавые смешинки в серых глазах Тиля проступило нечто. Огромное, как весь этот мир. – Я Симону об этом ночью рассказывал. Напролет. Вроде, понял он.
– Теперь еще бы и нам понять, – Виргилия вздохнула. Они приблизились к их общему дому. Еще год назад и дома-то здесь не было никакого. Именно тогда Симон произнес, как припечатал: «Ну что же. Как говорят римляне, начнем от порога. Построим себе жилище. А заодно каждый поучится использовать свои новые силы». Славный, надо сказать, домик получился. Ага. С четвертого раза. Так получился же! Во дворе, за столом сидело трое. Тиль с Виргилией присоединились к компании.
Пять волшебников. Пять странных существ. Очень разных, но так похожих друг на друга. Не семья. Хотя, вот – отец и дочь. Тиль и Эритея.
Тиль – проказник, озорник, казалось, никогда не знал печали. Бродил по Бретани, распевал песенки на праздниках, тризнах, в гостевых домах. Замолкал только у дольменов, да и то ненадолго. Потому что надолго оставаться среди менгиров он не мог. Наваливалась сонливость, голова клонилась к холодному камню, и ни разу песенник и балагур не позволил себе остаться в круге. Он помнил слова друида, который застал его за кражей арфы из котомки на заднем дворе гостевого дома. «Да, ты будешь петь. Это голос Древней крови. Детей богов. Бери арфу, мальчик. Может, она удержит тебя на входе в Полые Холмы». Тиль делал вид, что не слышит, как шепчутся за его спиной досужие кумушки: «Прямо Бальдр». Потому что помнил, как погиб юный бог от стрелы, отравленной завистью богов. Певец сам легко посылал стрелы в полет. Те находили цель – даже самую невероятную. В голодные времена приходилось останавливаться в какой-нибудь деревне, ходить с мужчинами на охоту. Еще Тиль умел говорить на языке своих предков, но никогда не пользовался этим. Зверей, что приходили на зов, убить не поднималась рука. Бродя по лесам, певец встретил девушку в ослепительно белых одеждах. Незнакомка кормила с руки олениху с олененком. Звери скрылись в чаще. Прекрасная фея родом из Полых холмов осталась. Возможно, двое тогда не произнесли ни слова. Скорее всего, сама эта встреча явилась песней ветра и птиц. На рассвете Тиль пробудился в одиночестве. Безысходное чувство потери бросило певца по следу. Та, что пришла к нему эхом, видением, оказалась рабыней знатного римлянина, и тот ее увозил, увозил, увозил! Сперва на юг – в Массалию, а оттуда – в далекую Иудею, префектом которой уезжал служить этот римлянин. Повозка спешит быстро. Корабль идет по волнам споро. Человеку потребовались годы, чтобы приблизиться к своей мечте. Когда корабль отошел от причала Эпира, Тиль стоял на носу, счастливо вдыхал соленый ветер. В душе все пело: скоро, уже скоро он увидит ее! Но недалеко от Тира корабельщики засуетились, гортанно зазвучали команды, тревожные взгляды устремились в небо. А небо – купол драгоценной топазной синевы – внезапно помутнело и обрушилось на мореходов бурей.
Читать дальше