Малис встал, крепко сжимая свёртки, и направился туда, где виднелись тёмные пятна упавших тел. Кто-то зажёг факел, и яркий свет заплясал багровыми отблесками на стволах деревьев, на снегу. Они осторожно приблизились к телам, постоянно оглядываясь, не появятся ли преследователи снова.
– Если я не ошибаюсь, это доспехи королевских стражей, – прошептал Малис, внимательно разглядывая погибшего. Всем сразу стало немного не по себе.
– Значит и король здесь? Откуда?! – робко предположил державший в руках факел.
– Ты удивительно умён, Арстин.
Малис нагнулся ближе, чтобы рассмотреть лица убитых. Щёки одного из них, поражённого стрелой в горло, уже посинели, ввалились. Открытые мёртвые глаза недвижимо взирали в звёздное небо, туда, куда отправился его дух. Другой же, раненый в бок, где броня была слабой, выглядел иначе. Щёки были бледны, но не посинели, веки закрытых глаз слегка вздрагивали, словно хотели открыться, чтобы видеть склонившихся над ним врагов.
– Он жив! – воскликнул Малис и, отшатнувшись, едва не упал в сугроб.
В одно мгновение все сгрудились вокруг.
– И в самом деле, жив, – пробормотал Арстин, поднеся факел ближе к лицу. – Глаз, вон, дёргается как. Сейчас откроется.
– Добить его, чтобы не мучился, – прогремел простуженный голос. – Не жилец он, печёнка то пробита.
– Поумерь свой пыл, Ткар, – Малис растолкал всех и опустился перед телом на колени. – Что-то подсказывает мне, порасспросить его нужно кое о чём. Отвезём в сторожку.
Все разошлись за конями, привязанными рядом с местом засады. Раненого взвалил себе на плечо могучий Ткар. Он, как пёрышко, подхватил воина со снега и, легко отнёс его к своему коню. Взвалил поперёк спины, прыгнул в седло сам. Сильный конь, под стать хозяину, даже не пошатнулся под двойной ношей.
Пришлось запутывать следы. Малис и его люди долго кружили по лесу, несколько раз пересекали дорогу и, наконец, едва не заблудившись сами, выехали к небольшому, построенному из толстых, покрытых мхом брёвен, дому.
– Теплеет, – проговорил Арстин, слезая с коня.
– Пойдёт снег, занесёт следы, – отозвался Малис.
Коней поставили в набитый мёрзлым сеном сарайчик, а сами вошли в дом и, вскоре, из короткой толстой трубы повалил сизый дымок. Лёгкий ветерок немного сносил его в сторону, и белёсое облако терялось между макушек деревьев.
– Раненого разденьте, поближе к камину положите, – сказал Малис. – В чувство приведите его.
Он положил свёртки на медвежью шкуру и, бросив взгляд на лежавшего гвардейца, дёрнул плечами и вошёл в дверь слева от камина. Холодный воздух ударил ему в лицо, в комнате было нежарко. На столе горел крохотный огарок свечи, мерцающее пламя едва рассеивало мрак. Рядом со столом стояла кровать. В ней, в клубке одеял и шкур сидел, облокотившись спиной на сруб, человек. Женщина.
– Ты не околела здесь, Лайра? – Малис поёжился. – Могла бы и печь растопить.
– Вернулись, – раздался слабый, болезненный голос. – Хоть один ребенок, но будет у нас, Малис.
– Не печалься. Эллиса двойню родила. У нас будет двое детей, как ты и хотела. Молоко у тебя есть? Прокормить двоих сможешь?
– Не волнуйся, смогу.
– Хорошо, вылезай. Иди у камина погрейся, на детишек посмотришь.
Послышался вздох, клубок одеял развернулся. Лайра опустила на пол обутые в шерстяные носки, ноги и, нетвёрдыми шагами, вышла в зал. Свет осветил её – она была немолода, гораздо старше Малиса. Худое лицо ещё хранило отпечаток былой красоты, но, увы, она прошла. Лишь удивительные светлые волосы северянки напоминали о ней. Но сейчас эти почти белые с оттенком спелой пшеницы локоны в сочетании с впалыми щеками, тёмными мешками под глазами и резко очерченными скулами совсем не красили женщину, а придавали ей пугающий вид ожившего мертвеца. Под белой шерстяной рубашкой и длинной, до щиколоток, красной юбкой угадывалось худое тело и узкие бёдра. Чем она смогла прельстить Малиса? Этого никто не знал, да и сам он предпочитал отмалчиваться, когда его спрашивали о Лайре.
Лайра подошла к Малису. Он нежно обнял её, поцеловал. Вдвоём, они присели у покрытой шкурами лавке, где лежали дети. Увидев их, Лайра всплеснула руками, бросилась к ним со словами: «сейчас я вас покормлю». Сняв с малышей опутывающие их тряпки, она развернула завязки рубашки и, взяв на руки детей, приложила их к груди. Один сразу начал жадно сосать, а другой, неуклюжий, толстенький, задрыгал ножками и заплакал.
– Что ты, успокойся, дурашка, – едва слышно зашептала Лайра.
Читать дальше