Валерий Поволяев - По обе стороны огня (сборник)

– Перестань, Ваня! – попросил Шатков.

Ваня послушался человека и перестал шипеть.

– Природа не терпит искусственных смесей, – сказал Адмирал. – Тело у Вани вон какое большое, но он никогда не лезет в драку. В силу своей конструкции опасается. На земле он очень неуклюж и, скорее всего, подходит для моря, но я даже не знаю, умеет Ваня плавать или нет – моря он боится как огня – просто смертельно. Вот животина! Наверное, он больше всего подходит для жаркого.

Ноги у Вани были узловатые, как корни, чешуйчатые, костистые, толстые, кривые – типичные индюшачьи ноги, но между пальцами имелись утиные перепонки. Глаза холодные, белые – также индюшачьи, неутиные, и голова тоже индюшачья, а вот клюв – утиный. Шипение – индюшачье, брылья и щеки – тоже индюшачьи, а походка – утиная, неуклюжая, вперевалку. Наверное, Ваня никогда не сможет бегать так, как бегает индюк.

– Но обратите внимание на характер! Утка ведь никогда не подходит к человеку, не шипит на него – она боится человека, индюк же, наоборот, сам набегает на человека, злится, может даже напасть… А наш славный Ваня? Сам, извините за выражение, подвалил – вроде бы познакомиться, познакомился и зашипел недовольно, как индюк, но в следующий миг повел себя, словно утка, – напасть не посмел. И внутри у него собрано, наверное, что-нибудь странное – один орган от утки, другой от индюка, третий от гуся, четвертый вообще еще от кого-нибудь, совершенно незнакомого, науке неведомого. Одно слово – Ваня!

От Адмирала исходило ощущение домашности, уюта, он здесь при Николаеве наверняка был чем-то вроде садовника… А может, он родственник Николаева? Опять не состыковывается: Герой Советского Союза и жестокий хладнокровный Николаев, на которого Шатков имел целую папку компрометирующего материала. Надо полагать, и убитый комитетский полковник, засунутый в канализационный сток, и два утопленных угрозыскника – их замотали в рыбацкую сеть, скрутили проволокой, к ногам привязали два старых чугунных радиатора и опустили в море, и задушенный американский бизнесмен, а главное – уплывающее отсюда в разные края оружие – дело рук Николаева. Все сходится к нему. Но все подвисло – никаких доказательств нет…

– Давно из Москвы? – спросил Адмирал.

– Вы даже знаете, что я из Москвы? – Шатков потянулся рукой к Ване, тот зашипел и боком, боком, не желая неприятностей, отодвинулся от Шаткова.

Шатков почему-то думал: то, что положено знать Николаеву, не положено знать садовнику, даже если он – Герой Советского Союза, но… У всякого правила есть исключения.

– Простите, но звать вас Адмиралом мне неудобно, – сказал Шатков.

– Почему?

– Ну-у… как-то так, – Шатков приподнял одно плечо. – Можно я вас по имени-отчеству буду звать. Львом Семеновичем?

– Зовите лучше Адмиралом, я к этому привык. Все так обращаются, и вы обращайтесь. – Голос у Адмирала неожиданно сделался грустным, по-старчески дребезжащим, чужим. – А на все мои цацки, – Адмирал хлопнул себя рукою по груди, намекая на ордена и высокое звание, – наплюй. Все это в прошлом, все ушло, сейчас я – обычный пенсионер. В свою очередь, у меня просьба: можно на «ты»?

– Конечно.

– К этому я привык на флоте, а всякая привычка – это вторая натура.

– Из Москвы я прилетел позавчера, – сказал Шатков.

– И сразу попал в передрягу?

И это знал садовник по кличке Адмирал – Шатков вновь подивился тому, что пенсионер в незатейливом спортивном костюме в курсе того, чего он не должен был знать – может, он прочитывает информацию по взгляду Шаткова, по усталой позе, по тому, как тот тянется рукой к страшноватому Ване, или, может, Адмирал – обыкновенный ясновидящий? Адмирал улыбнулся открыто, по-доброму, сделал рукой успокаивающий жест:

– Ты меня не бойся!

– Да, сразу попал в передрягу, – подтвердил Шатков и, немного подумав, рассказал Адмиралу и про драку у телефонной будки, и про то, как его пытались накрыть на квартире у Нэлки, – в общем, про все, что с ним произошло. Он почему-то поверил Адмиралу – все равно ему надо было выходить на людей, которым он должен верить, это, во-первых, а во-вторых, все его подвиги, начиная с потасовки у будки, кончая переговорами с козлобородым, известны Николаеву.

Да и скрывать их – не в интересах Шаткова. Поскольку Кононенко арестован, то тактику надлежало менять – Шатков должен был сейчас засветиться до предела, пусть все увидят его, заметят, покажут пальцем – вычислять, мол, вот он, – и клюнут, как рыба на хорошую наживку…