Станислав Вторушин - Еще один день

Нина подняла на него глаза, сказала, искренне вздохнув:

– Боюсь я этих прачек. Сначала погладят рубашку, а потом и самого хозяина. Вы, мужики, на ласку безотказные.

– Не говори глупостей, – сказал Остудин, снова поцеловав ее. – Таежники женам не изменяют. Это жены с ума сходят, пока мужики лазают по тайге.

Он посмотрел на часы. До отлета было далеко, но надо было все проверить, чтобы не забыть ни одной мелочи…

Самолет в Среднесибирск улетал рано утром. Остудин не спал почти всю ночь, рисуя в своем воображении первую встречу с Батуриным и Сибирью. И если Сибирь он представлял довольно отчетливо, то вот каким выглядит Батурин, не мог даже предположить. Впрочем, внешность начальника для него не имела значения. Главным был его характер и отношение к людям. А поскольку характер человека проявляется в конкретных ситуациях, то и это никак не рисовалось Остудину. Так и проворочался в постели до самого утра. Зато когда сел в самолет и устроился в удобном кресле, сразу же провалился в глубокий сон.

Открыл глаза от толчка – самолет выпускал шасси, заходя на посадку. Ступив на трап, Остудин поежился и огляделся. Было холодно, сухой колючий ветерок сразу заставил застегнуть пальто на все пуговицы и поплотнее прикрыть грудь шарфом. Сибирская погода резко отличалась от поволжской.

Шагая от самолета к аэровокзалу, Роман Иванович невзначай замедлил шаг: почудилось, что услышал свою фамилию. Он остановился, прислушиваясь. Над аэродромом звучно гремел динамик. Передавали объявления о посадке на очередной рейс и о контроле вещей, подлежащих досмотру. И вдруг вслед за этим раздалось: «Прибывший рейсом 218 товарищ Остудин, на выходе из аэровокзала вас ждет “Волга» номер…” – И снова: – «Прибывший рейсом 218 товарищ Остудин…»

Когда самолет снижался, Остудин смотрел в иллюминатор на паутину городских улиц и думал: «Где-то здесь моя Ленина, шестьдесят восемь?» Сверху город гляделся лабиринтом, в котором и с нитью Ариадны не разобраться. Одним боком он жался к реке и был покрыт сизоватой дымкой, отчего казался погрузившимся в полумглу. Слегка улыбнувшись, Остудин вспомнил школьное: «А зачем дворянину география? На то извозчик есть». Интересно, долго ли придется ждать такси? Как здесь с транспортом? – все время вертелось в голове. И вот тебе – пожалуйста, персональная машина… Неплохо живут геологи.

Шофер долго и внимательно разглядывал его, кивнув на чемоданчик, спросил про вещи. А когда узнал, что все свои вещи новый начальник экспедиции держит в руках, широко улыбнулся. По дороге в объединение он без умолку расхваливал здешние кедровники и грибные места, из чего Остудин понял, что лучшей земли, чем Сибирь, нет на свете. Еще больше растрогался, когда батуринская секретарша, встав из-за стола, сказала:

– Проходите, Роман Иванович, Захар Федорович вас ждет.

Она сама открыла первую дверь кабинета и, пропустив Остудина, осторожно притворила ее.

В кабинетах начальников областного значения Остудину приходилось бывать нечасто. В них ходили те, кто по служебному положению стоял над ним. Зато по телевизору и в кино он видел таких кабинетов множество. Одинаковые до мелочей, более приспособленные для совещаний, чем для сосредоточенной работы, служебные монстры. Огромный двухтумбовый стол, вплотную к нему буквой «Т» стол узкий, длинный, блестящий, как полированный паркет. Тесно приткнутые к нему прямоспинные стулья. Справа, как войдешь, обычно размещается книжный шкаф, где в подчеркнутой строгости стоят труды нынешних вождей. Сочинения прошлых, как и их авторы, по сложившейся традиции в перечень обязательной литературы не входят. В семье Остудиных эти шкафы шутливо окрестили «интеллектуальными яслями». Сидит ответственный работник, руководит. Истощится у него умственная торбочка, подойдет к шкафу, полистает бессмертные сочинения, подсыплет в торбочку идейного овсеца и снова станет поражать слушателей заемными, истертыми истинами. Они уже надоели всем, в том числе и тем, кто их изрекает. Затертые истины превращаются в догму, а догма отупляет ум человека. По этой причине Остудин не любил ни общие слова, ни политзанятия, от которых сводило скукой рот. И больше всего не хотел, чтобы его новый начальник походил на идеологического вождя.

В кабинете Батурина был всего один стол. Двухтумбовый, средней величины, завален бумагами, свободна лишь середина, застеленная органическим стеклом. По периметру кабинета – обитые зеленым сукном полумягкие стулья и, конечно же, книжный шкаф. Но не у дальней стены, а поблизости от стола: протяни руку – и все в твоей досягаемости.