Грегор Самаров - На троне Великого деда. Жизнь и смерть Петра III

Она подвела княгиню к своей кровати, откинула занавес и, подняв, как ребенка, на руки, опустила на мягкие подушки, прикрыв ее до самого горла пуховым одеялом.

Несколько минут Екатерина Романовна лежала молча, полузакрыв глаза. Озноб становился все слабее и наконец совсем прекратился.

– Ну, вот силы опять возвращаются ко мне, – проговорила она, облегченно переводя дыхание, – теперь я снова могу думать и говорить. Я поборю слабость жалкого тела и до своего последнего вздоха не покину надежды работать с вами и за вас.

Екатерина наклонилась и поцеловала ее в лоб.

Опять послышался отдаленный глухой гул; он стал приближаться и становился все громче. Великая княгиня прислушивалась к нему с большим беспокойством.

Дверь сильно рванули – и на пороге показалась взволнованная и возбужденная камеристка.

– Государыня умерла, – громко воскликнула девушка, – сейчас ее вынесли из ложи. Все потеряли головы, не знают, что им делать!

Екатерина опустилась на стул, стоявший рядом с постелью.

– Теперь все погибло, – проговорила она с глубоким вздохом. – Государыня не успела провозгласить наследником моего сына, и теперь я никогда не буду матерью императора. На престол вступит Петр Федорович и прежде всего постарается освободиться от меня.

– Этого не может быть! – воскликнула Дашкова, приподнимаясь с подушек и приводя камеристку в страшное изумление своим присутствием, – этого не может быть!.. Я первая подговорю народ столкнуть с престола мою заблудшую сестру. Но если государыня действительно умерла, то нам нечего медлить, нам незачем здесь оставаться. Наше место на улице, среди народа. Мы должны искать поддержки в казармах, у солдат. Если вас признают там императрицей, то и здесь все склонят головы пред вами. Умоляю вас, не медлите больше ни минуты! Наденьте мою шубу и поезжайте к войскам!.. Мой муж предан вам, он поедет с вами в гвардейские казармы, там теперь ваше место, вы сможете вполне положиться на гвардию.

– Да, вы, пожалуй, правы, – промолвила Екатерина Алексеевна. – Но как же я оставлю вас в таком положении?

– Ради бога, не думайте обо мне! Уезжайте, скорее, скорее! – упрашивала Дашкова.

Екатерина Алексеевна накинула ее шубу и направилась к выходу, но в это время дверь отворилась и на пороге показался граф Иван Иванович Шувалов.

Изумленная великая княгиня отшатнулась назад, а Екатерина Романовна быстро опустила занавес у кровати, чтобы остаться незамеченной и иметь возможность видеть и слышать то, что будет происходить в комнате.

– Государыне императрице только что сделалось дурно, – сообщил граф, – и ее императорское величество перенесли из театра в опочивальню. Врачи считают этот припадок очень серьезным.

Екатерина быстро оправилась. Иван Иванович Шувалов всегда принадлежал к числу ее врагов, и она не могла ожидать, чтобы в настоящую минуту он пришел к ней с добрыми вестями.

– Я услыхала вопли горя, – сказала она холодным тоном, – даже кричали, что императрица умерла, и я собиралась выйти осведомиться, правда ли это, что Россию постигла такая тяжкая скорбь.

– Государыня императрица не умерла, – возразил Шувалов, с непоколебимой твердостью выдерживая подозрительный взгляд великой княгини, – в этом вы, ваше императорское высочество, можете убедиться в любую минуту. Пожалуй, даже ни ближайшие часы, ни ближайшие дни не угрожают опасностью ее жизни, тем не менее – это я не могу скрыть от вашего императорского высочества – весьма возможно, что тот горестный вопль в скором времени должен превратиться в действительность. Припадок, случившийся с ее императорским величеством, по словам врачей, повторится, и тогда он будет смертелен.

Екатерина молча потупила голову, а потом посмотрела на графа таким взглядом, который как будто допытывался о цели его посещения.

– Государство, – сказал граф Шувалов, – переживает тяжелый и серьезный кризис. Долг всех добрых патриотов подготовить все, чтобы он благополучно миновал; и я пришел сюда с целью просить вас, ваше императорское высочество, о содействии.

– О содействии? – насмешливо спросила она. – Неужели после такого долгого забвения вспомнили наконец, что я еще существую здесь, что у меня также есть обязанности и права в России? Это меня удивляет! А еще более удивляет меня, граф, что в вас, по-видимому, первом пробудилось воспоминание о великой княгине, которой до сих пор вы уделяли так мало места в своей памяти.

Граф спокойно выдержал эту насмешку.