1 ...7 8 9 11 12 13 ...45 – Действительно, я припоминаю, – ответил пораженный молодой человек, – что фон Ревентлов, назначенный герцогом в верхнюю правительственную коллегию, привез с собою из России красавицу жену и что об этом было очень много разговоров; я в то время был еще очень юн и не мог знать подробности; весьма вероятно, что и эта фамилия, если я ее слышал, была мной позабыта.
– В таком случае, – сказал хозяин гостиницы, – все же примите мои услуги и мой совет, так как вы – соотечественник того человека, которого так любит моя единственная дочь и которую он делает счастливой, что я, с благодарностью Богу, должен признать. Я сам мечтаю, когда мои силы, уже начинающие убывать, иссякнут окончательно, переселиться в ваше отечество и там, пользуясь плодами своих трудов, в мире и покое дожить остаток жизни среди своих детей. Вы не знаете, – продолжал он, – что значит для иностранца приблизиться к русскому двору. Ваш соотечественник, господин фон Ревентлов, испытал это, а теперь это еще хуже, чем было тогда; по нынешним временам такой неожиданный визит к господину Стамбке, какой предположили сделать вы, повергнул бы вас в бесконечные затруднения и в серьезную опасность.
– Визит к министру моего герцога? – спросил барон. – Который в будущем, быть может скоро, станет русским императором?
Евреинов побледнел и, позабыв всякую почтительность, закрыл рукой рот молодому человеку.
– Замолчите, барон, ради бога, замолчите! Такое слово может привести нас к дороге в Сибирь: вас – потому что вы его произнесли, а меня – потому что я его слышал. – Он приложился ртом к самому уху молодого человека и заговорил так тихо, что даже стоявший совсем близко не мог бы расслышать его. – Великий князь, ваш герцог, – пленник в Зимнем дворце. Хотя господин Стамбке и носит титул голштинского министра, но он должен обо всех делах Голштинии докладывать статс-секретарю Глебову [10] Глебов , статс-секретарь – речь идет о Глебове А. И. (1722–1790), обер-прокуроре Сената в правление Петра III и Екатерины II.
, и только после распоряжения последнего им дается ход. Что касается того, будет ли великий князь русским императором, то об этом ничего не может знать никто, кроме всемогущего Бога, пред которым открыто будущее.
Барон фон Бломштедт, в свою очередь, побледнел и пристально посмотрел на хозяина гостиницы, словно услышал нечто такое, что отказывался понять его разум.
– Великий князь в плену? – пробормотал он, по знаку Евреинова понижая свой голос до шепота. – Государственные дела герцогства голштинского в руках русского? Неужели это возможно? Какое право имеет на это государыня императрица?
– Кто может ограничивать право могущественной повелительницы обширного государства, границы которого теряются в неизмеримом пространстве? – ответил Евреинов. – Она так желает, а кто противится ее желанию – тот пропадает с глаз.
Барон, который все еще не мог понять, что слышал, спросил:
– Но какая же опасность может угрожать мне, если я отправлюсь с визитом к министру своего герцога? Ведь это даже моя обязанность, раз я прибыл в Петербург.
– Какая опасность? – сказал Евреинов. – При входе в комнату господина Стамбке вас схватят, так как его дверь сторожат так же, как и великокняжескую; вас выставят агентом какой-нибудь политической партии, быть может, даже иностранного кабинета, а так как вы приехали из Германии, то, весьма вероятно, и за агента прусского короля – ненавистного врага государыни; вас предадут тайному суду, а затем, в благоприятном случае, в кибитке, под конвоем казаков, переправят через границу. Но если ваши ответы покажутся недостаточно ясными или возбудят малейшее подозрение, то вы исчезнете в далеких снегах Сибири, где замолк уже не один человеческий голос.
У барона Бломштедта бессильно опустились руки, и он сначала не мог найти ответ. Мрачные взоры старика и его глухой голос, звучавший как зловещее предостережение, произвели на него еще большее впечатление, чем смысл слов, которые он все еще не мог себе уяснить.
– Но что же мне делать? – сказал он наконец неуверенным тоном. – Ведь я не могу уехать обратно и вернуться домой, – добавил он с усмешкой.
– Вы и не могли бы сделать это, барон, – сказал Евреинов. – Правда, не легко проникнуть в Россию, но еще гораздо труднее снова выбраться из нее через границы, и в особенности для вас, приехавшего из Голштинии и намеревающегося представиться великому князю.
– Но, боже мой, что же мне делать? Что же мне делать? – воскликнул фон Бломштедт, причем у него было такое лицо, словно он уже слышал позади себя шаги сыщиков.
Читать дальше