Эллиот Гант - Чужое черту не продать

– Малкут, я могу поговорить с тобой наедине?

Мальчик с сомнением смотрел на священника, а Берк, сложив руки на груди, не без агрессии бросил:

– Что тебе надо?

Алания дернул головой:

– Я не с тобой говорю, онис.

Краем глаза Малкут заметил, как Берк вздрогнул. Это слово он уже слышал в дворце отца. Димирь точно также назвал беса до того, как в Тронном зале наступило настоящее сумасшествие.

– А что такое, – голос беса стал приторно сладким, от такой перемены стоило ждать беды, – apostate считает ниже своего достоинства говорить с нечистивым?

Алания дернулся, как от пощечины и, кажется, собирался ответить на словесную атаку физической, но его остановили.

– Хватит, – голос Малкута был непривычно холодным и властным. Не дрожал, несмотря на то, что внутри мальчика трясло. Берк удивленно глянул на друга, ругнулся и похромал прочь, махнув рукой. Спустя мгновение он скрылся в повозке.

– Что ты хочешь? – спросил Малкут.

– Поговорить, – голос клирика стал теплее, он примирительно поднял руки ладонями к мальчику, а в уголках зеленых глаз легла паутинка тонких морщин, – я безоружен и не желаю тебе зла. Пойдем пройдемся.

Малкут бросил недовольный взгляд на повозку, в которой исчез бес и коротко кивнул.

На небо неторопливо, как морская черепаха, выползла луна, ее хорошо было видно на синем бархате это безоблачной ночи. Она светила, как огромный уличный фонарь на главной алее яблочного сада Диры, где росли сочные алые фрукты, которые доставляли по тракту Торгового союза и в Асханну и в самые далекие уголки Хансулата. Светило зависло так низко над линией горизонта, что нижняя ее часть приобрела насыщенный румянец. Звезды сияющим просом рассыпались над головой и млечный путь, казалось, можно было пощупать руками. У Малкута перехватило дыхание от всей этой красоты, которые всегда скрывали от него дворцовые стены.

– Что ты хотел, – отвлекая себя от мыслей повторил свой вопрос мальчик.

Они отошли уже достаточно далеко от лагеря и стояли посреди бескрайнего, высушенного летней жарой поля. Чуть в стороне осталось несколько больших валунов каю. Алания стоял, сцепив за спиной руки в замок. Он какое -то время помолчал, но не стал ходить вокруг да около:

– Ты знаешь, кто твой друг?

Малкут хмыкнул, пнув носком небольшой камешек спрессованного песка. Тот разлетелся мелким крошевом, по касательной задев круглый бок каю.

– Бес, – коротко ответил мальчик.

– Это не то, – качнул головой Алания, – ты знаешь его суть?

– Онис , – уточнил Малкут, и клирик осторожно кивнул.

– А ты знаешь, что это значит?

Малкут ответил самым скучающим из своих голосов:

– Если быть до конца честным, не думаю, что мне это интересно.

– И тем не менее, – священник не собирался отступать, – бесы темные существа, которые рождаются…

– В телах мертвых новорожденных, я в курсе, – прервал повествование Малкут.

Он нервничал и чувствовал себя неуютно под взглядом внимательных зеленых глаз, и еще больше ему было неопрятно обсуждать своего друга с малознакомым и не внушающим доверия человеком.

– А знаешь ли ты, что бес питается страхом болью и отчаянием тех матерей, что потеряли своих детей? Чтобы получить силу, достаточную для задержки в этом мире, они, как ласские пиявки сосут из этих несчастных жизнь.

Этого Малкут не знал и за полчаса под раскинутым над ним бесконечным искрящимся небом Алания рассказал ему больше информации о его друге, чем он слышал за все свои 13 лет.

Онисом называли редкий вид нечистой силы. Это карающий бес – зверь, который в преисподней мучал и истязал души умерших грешников за все их недостойные земные дела. Такие бесы редко покидали свою обитель, но, если вдруг оказывались в подлунном мире – тварей более жестоких сыскать было трудно. Изгнать же такого нечистого за Последнюю Черту тоже было непростым делом. Матерью – Огненной Крысой – им были дарованы три жизни и только потратив все, онис отправлялся туда, где ему было самое место, вот только топить души в смоле они больше не возвращались. Побывав в подлунном мире такие бесы по возвращении отправлялись на вечные скитания по подземным ходам Огненной Крысы, без возможности вернуться куда- либо. И однажды были обречены свернуть в туннелях направо вместо своего извечного левого пути и сойти с ума.

Малкут равнодушно пожал плечами. Раньше подобный рассказ напугал бы его до чертиков, заставил переживать и плакать, а сейчас мальчик чувствовал только отупляющую пустоту.