Юлия Лангровская - Трущобы во дворце

Женщины и дети вздрогнули и только старший сын Михаил, который походил на отца, словно зеркальное отражение, сидел не двигаясь, но приняв то же грозное выражение.

– Александра! – еще оглушительнее заорал Андрей, собравшись двинуться за дочерью.

В комнате затопали каблучки, и девушка сразу же вернулась в кухню. Она остановилась у порога, держа в руках уже пустую тарелку. Голова ее была гордо вскинута, большие глаза сверкали не менее гневно, чем у отца, а волосы, выбившись из-под платка, казалось бы, насмешливо пародировали отцовские, тоже расположившись в беспорядочном направлении.

Надя что-то испуганно прошептала, косясь на сестру, а мать повисла на руке у мужа, приготовившись его остановить.

– Да, папа? – как ни в чем не бывало, ответила Саша. – Я уже доела. Спасибо. Было очень вкусно.

– Как ты посмела встать из-за стола?!

– Мне надо было вытереться, – ледяным голосом ответила девушка. – Не очень то приятно, когда в лицо брызгают супом.

Этим вечером отец ее высек. Он бесцеремонно задрал юбку своей пятнадцатилетней дочери и несколько раз очень больно ударил ее ремнем. Саша из принципа не проронила ни звука. Когда экзекуция была закончена, ее глаза встретились с глазами отца, и не будь этот человек настолько недалек и костен, он понял бы, как сильно она его презирает.

Поздно вечером, когда все легли спать, Надя, сгорая от жалости к младшей сестре, пыталась давать ей наставления.

– Будь терпеливее. Ничего бы не случилось.

– А что случилось?! – высокомерно ответила Саша, лежа возле сестры на тесном, узком топчане и злобно кутаясь в старое одеяло.

– Отец так разгневался…

– Что он еще умеет, этот мужлан!

– Тише! – встрепенулась Надя, кладя ладонь на губы сестре, и приподнялась, проверяя, раздается ли храп Миши в метре от них, за тряпочной ширмой. – Уф! – вздохнула она, слыша, как парень прорезает воздух громкими звуками.

За тонкой деревянной перегородкой, отделявшей одну комнатушку от другой, тоже раздавался оглушительный храп.

– Надоело уже это терпеть! – снова взбунтовалась Саша. – Это несносно.

– Что?

– Как можно нормально выспаться возле них?

– Саша… что делать?

– Я не хочу скоро стать как мама. Она еще молода, а выглядит, словно она наша бабушка. Я чувствую, что не выдержу той же жизни…

– Нечего делать, спи. Мы не вольны над всем этим.

– Тебе ведь тоже плохо!

– Я смиряюсь, – вздохнула Надя.

Саша кипела. Она часто не могла заснуть, горя от злости, тем более мучительной, что понимала все ее бессилие. Она ненавидела отца и старшего брата, презирала мать и сестру, а младшие братья внушали ей неприязнь и раздражали хотя бы одним своим видом. Саша ненавидела их шалости, их детские стоны и крики по ночам, вообще их наличие в семье, справедливо полагая, что без них в доме было бы и больше денег и больше еды.

Семейство Молотовых очень сильно нуждалось, хоть работа и была почти у всех. Но деньги отдавали отцу, а Андрей, приверженец большевистского движения, нередко употреблял большую их часть на нужды своей партии и помощь соратникам. Он, Михаил и девушки работали на заводе, мать сидела на хозяйстве и с младенцем, Дима, скорее для порядка, и в общем, кое-как, посещал по утрам начальную школу, но чаще всего сбегал с уроков и пытался зарабатывать то тут, то там, иногда успешно и, принося домой копейку-другую, разрывался от гордости, удостоившись похвалы отца.

Никто не перечил Андрею, только Саша осмеливалась время от времени выказывать недовольство, за что немедленно получала взбучку. Никого отец не лупил столько, сколько ее. Девушка полагала, что заслуживает лучшей доли, лучшей семьи, лучшего образа жизни, она хотела иметь свои деньги, но отец забирал у дочерей все, до последней копейки и только матери разрешалось распоряжаться частью семейной казны в хозяйственных целях. Мужу она должна была предъявлять список расходов. Все это Саша находила полнейшим бредом и издевательством, она изо всех сил хотела вырваться из этого болота, но не знала как. От отчаяния ей порой не хотелось жить. Она думала о том, чтобы убежать из дома, но, полагая, что многочисленные знакомые ее отца, которые живут по всему городу, обязательно найдут ее, отбрасывала эту мысль, еще больше проклиная мать за то, что та ее родила. Девушка завидовала двум своим сестричкам, что родились после Димы, но умерли, еще не дожив и до года. Лучше бы и она оставила этот мир от какой-нибудь болезни.

Сегодня было воскресенье – единственный выходной день, а завтра опять на завод. Саше хотелось плакать. Она ненавидела рано вставать, ненавидела гнуть спину у станка в обществе целой толпы шумных женщин, ненавидела уставшей приползать домой и там еще работать, обслуживая своих же мужчин и саму себя. И помимо всего этого отдавать все деньги отцу, не оставляя себе даже двух копеек на конвертик конфет. А какие конфеты едят богачи? Да еще ежедневно! И не встают рано. Не портят нежные руки, не губят молодость.