Артем Патрикеев - Детство Кикимоши

И правда, у меня в голове сразу пронесся образ этого симпатичного растения с синенькими цветочками, даже от вида которого сразу тянет в сон, а уж если баюн-траву понюхать или выпить отвар из нее, то заснешь на долгие годы.

– Но это только с некоторыми растениями и с так называемыми неодушевленными предметами все так просто. Животный мир познанию поддается намного сложнее. Например, представь себе барсука.

Это название ничего мне не сказало, и как моя голова ни пыжилась, в нее ничего не приходило.

– Ну как?

Я только смогла отрицательно помотать головой.

– Вот то-то же. А ведь на свете столько всякой живности, что, даже прожив сто сотен лет, не всегда будешь уверен, всех ты знаешь (или хотя бы видел), живых существ или нет. Но это ничего, постепенно будем знакомиться, и ты многое узнаешь. Самое трудное – это учить тебя разговаривать и писать. Точнее – это не столько трудно, сколько долго. Память кикиморы устроена таким образом, что запоминать она может только одну букву в день, но зато запоминает ее так, что уже никогда и ни при каких обстоятельствах не забудет, а когда выучивает все буквы какого-то одного языка, то знает грамматику этого языка в совершенстве, так что не все так плохо. Начнем мы, конечно, с русского языка, на нем говорят все здешние обитатели. На него нам потребуется тридцать три дня, потому что в нем тридцать три буквы. Да, кстати, с цифрами все обстоит гораздо легче. Изначально ты уже знала счет до ста, а каждый день, уже безо всякого учения и без моей помощи, ты будешь выучиваться считать на сто цифр больше, чем в предыдущий день, и так все время. Так что здесь все пойдет как по маслу. А теперь приступим к первой букве – букве «А», – сказал Всевидящий Глаз и тут же продолжил: – Я тут недавно, лет пятьдесят назад, приобрел один букварик за бесценок, было такое чувство, что он пригодится. Так и случилось.

Он слазил в подвал и достал оттуда очень толстую книженцию (по-другому и не скажешь) черного цвета. Сдув с нее пыль, которой оказалось так много, что я чихнула, а одновременно со мной, как мне показалось, чихнул весь дом, и аккуратно протерев тряпочкой, довольный колдун поставил ее у моей кровати.

– Вот теперь ты должна подойти к книге и мысленно сказать: «Хочу читать, хочу писать, хочу с тобой я поиграть!» После этих слов, книга будет учить только тебя, пока ты всё не выучишь. А дальше… – Колдун вздохнул. – К сожалению, книга одноразовая.

Я не поняла, как это – одноразовая, и тут же не поняла, почему я не поняла ничего про книгу сама, она же ведь должна быть неодушевленным предметом. Оказывается, что нет. Вот дела!

«Что ж, учиться, так учиться, – подумала я и подошла к книге. – Хочу, читать, хочу писать, хочу с тобой я поиграть!» – мысленно произнесла я. Книга тут же мне поклонилась и медленно-медленно открыла первую страницу. На меня глядела буква «А». И это не образное выражение. Она на самом деле глядела на меня, потом спрыгнула на пол и сделала несколько шагов по направлению ко мне. Я наклонилась и осторожно поднесла к ней ладошку. Буква не испугалась, даже наоборот, тут же радостно запрыгнула на нее. Выпрямившись, я хотела показать ее колдуну, но буква неожиданно прыгнула мне на голову и стала в нее впихиваться (по-другому и не скажешь), именно впихиваться. Я хотела ее схватить, но в это время Всевидящий Глаз остановил меня, точнее, придержал мои руки, уже тянувшиеся к влезающей букве.

– Потерпи, это недолго, – почти ласково сказал он, крепко держа меня за руки.

Буква протиснулась наконец до конца (в смысле, мне показалось, что она протиснулась до самого конца черепа, или до начала, в общем, до основания) и стала ворочаться в моей бедной голове, выбирая место поуютнее. Устраивалась она минут пятнадцать, после чего в голове все затихло. Было такое ощущение, что кончились все мысли. Посидев так еще немного, я вдруг ощутила какой-то приближающийся шум. Гул голосов, который все нарастал и нарастал. Оказалось, это мои мысли возвращались откуда-то издалека и, вернувшись, все одновременно, устроили такой гомон в голове, что ничего понять было невозможно. Но вскоре их голоса стали тише, потом еще тише, а потом и вовсе исчезли. Наконец я опять стала сама собой. Мысли стали приходить когда надо, какие надо (хотя все же иногда и какие не надо). Опять можно было думать!

– А! – крикнула я. Конечно, я хотела сказать: «Я выучила букву „А“!» Но смогла произнести только «А». Эх, сколько же еще дней ждать, чтобы я наконец смогла сказать «Я»!