Илья Тамигин - Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е

Граф и драгунский лейтенант ошарашенно вытаращили глаза.

– Желаете отыграться, господа? – веселился шалун-гусар.

– Да! – хором ответили его противники.

Карты раздали снова. Ставки удвоили.

– У меня Пипиндра! – быстро объявил граф, едва глянув на свою карту.

– У меня… тоже! – нашелся Карсак.

– О, редкий случай! Две сразу, надо же! Открывайтесь, господа! – предложил Серж.

Александр Романович открыл короля бубен. Антуан положил на стол свою десятку треф.

– Ваша Пипиндра старше, братец! – заявил гусар, откровенно веселясь.

– Ага! – обрадовался помещик, готовясь забрать выигрыш.

– Не так быстро, Алекс! У меня – козырная Пипиндра! – на стол шмякнулась шестерка червей.

Поручик положил выигрыш в кошелек. Все захохотали.

– Вот такая, значит, новая игра! – веселилась графиня, – Надо будет показать, когда гости приедут!

– Ещё про Вас говорили… – начал Антуан, отсмеявшись.

– Э-э… давайте не будем! Все равно это неправда! – быстро вымолвил поручик Ржевский.

– Но… – растерялся француз, прерванный на полуслове.

Поручик подмигнул ему левым глазом и нажимом спросил:

– Что Вы там такое про Париж говорили, господин Карсак?

Все примолкли, удивленные такой реакцией. Чтобы сгладить неловкость, Антуан предложил тост за очаровательную хозяйку дома. Никифор налил всем шампанского, ибо за дам не принято пить водку. Выпили с энтузиазмом! Всем захорошело, Наталье Сергеевне в том числе. Один Никифор оставался трезвым, как будто и не выпил уже двенадцать пузатеньких рюмок разных напитков (без закуски!) и фужер шампанского. Такая у него была работа…

– Я, изволите ли видеть, сударь, на Натали недавно женился, – объяснил гостю граф, отвечая на невысказанный вопрос о разнице в возрасте, – Как раз после возвращения из Петербурга, прошлой весной. Два года вдовел, первая-то моя супруга, Клавдия Михайловна померла от воспаления легких, царствие ей небесное! Пятнадцать лет прожили вместе. Деток Бог не дал нам с ней… А наследник-то, нужен!

Он поцеловал жене ручку. Та слегка зарделась. Отставной гвардии полковник умолчал, что от дворовых женщин у него было несколько внебрачных детей, и графиня об этом знала. Конечно, все они были крепостными, и детьми признаны не были. Но сам факт такого многочадия доказывал несомненную мужскую силу Александра Романовича, и ей нужно было во что бы то ни стало оправдать его надежды на наследника.

– А вот, я в полку историю слышал! – встрепенулся уже изрядно захмелевший поручик, – Один помещик, назовем его N, приехал в имение покойного папеньки. Смотрит – мужик сено косит, похож на него, как брат-близнец! Удивился, конечно, подозвал его и спрашивает, не дворовая ли женщина у его отца была мать этого мужика. А мужик отвечает, что нет, не дворовая, но батька его и посейчас кучером служит у барыни…

Все захохотали, а громче всех – графиня, которую этот рассказ навел на интересные мысли.

– Это что же… Это значит, он… Ой, не могу! Барин – от крепостного! Ха-ха-ха! – надрывался граф, вытирая выступившие слезы.

Выпили за любовь, которой все сословия покорны. Поскольку пили ржаную, уже отпробованную, Никифор пропустил.

Принесли горячее – жареного гуся с яблоками и спаржей. После гуся Антуан почувствовал, что набит доверху, и не сможет вместить более ни кусочка. От приятного чувства сытости и всего выпитого клонило в сон. Опять же, баня… Но подали ещё десерт – домашнее мороженое, изумительно вкусное, и ликеры – клубничный, рябиновый, ананасный и ещё штук пять. Никифор добросовестно отпробовал все.

Поговорили о разном. Антуан выяснил, что Тимашово – не единственное имение графа Ржевского, что он владеет деревнями не только в Калужской губернии и периодически объезжает их, устраивая смотр. Зиму и весну принято проводить в Петербурге, где у графа дом, но, из-за войны, этой зимой они с женой останутся в деревне.

– Надо разделить лишения с народом, страданием очиститься! – с пафосом вещал Александр Романович.

«Действительно, как я не заметил, сплошные лишения и страдания у людей!» – подумал Антуан иронически, но виду не подал.

Подали сыр. Вернее, блюдо с полудюжиной сортов. С удивлением парижанин узнал Рокфор, Камамбер, Эмменталь, Грюэр – свежайшие, со слезой!

– Я вижу, граф, что, несмотря на войну, Вы умудряетесь покупать сыры в Европе! – восхитился он, кладя ломтик Рокфора на тонкую пресную галету.

– Покупать? В Европе? – искренне удивился Александр Романович, – Ах, сыр! Нет, сударь, это местное производство. Сосед мой, Шереметев, делает. Такое у него, как говорят англичане, хобби. Во Франции учился, мастеров нанимал. Такую сыроварню отгрохал! Ну, любит он сыр! Теперь всю округу снабжает, и даже в столицу, государю-императору, шлёт. А ведь не хуже французских, ей-богу! А что, молоко-то отличное! У нас такие луга! Вообще, край богатейший. И лес, и речка. Земля, правда, не чернозём, но родит хорошо, ежели правильно хозяйствовать. У меня в оранжерее персики и ананасы растут! Сладкие-сладкие!