Илья Тамигин - Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е

Священник ему сразу понравился.

– Неисповедимы пути Господни! – внушительно изрек батюшка.

– Хотелось бы с Вами поговорить, отец Леонид…

– Александр Романович меня с матушкой сегодня к обеду ждет. Там и поговорим без помехи.

За обедом, во время которого отец Леонид доминировал за столом, много говорили о войне, о судьбах Европы, о ситуации в России. Из разговора выяснилось, что отец Леонид был гвардейским офицером, но, после тяжкой раны, полученной в сражении с турками, ушел в отставку и принял сан.

– Вот, отец Леонид, месье Карсак занялся изучением русского языка! – сообщил граф, раскуривая сигару.

– Похвально, сударь! Тяжело, наверное? Язык наш труден для иноземцев! – улыбнулся батюшка.

– О, да! Дело непростое! Мишель, мой слуга, слабоват, как учитель… Учебник необходим, и словарь, – отозвался Антуан.

– Я с удовольствием с Вами позанимаюсь. Словарь есть, учебник купим. С Божьей помощью, осилите! – перекрестился отец Леонид.

– Наши мужички такими словами говорят, каких ни в одном словаре не найдёте, – вставил, оживившись поручик Ржевский, который до этого сидел бледный и молчаливый, хлебая жидкие щи.

– Да уж, как матом иной раз раскудрявят, сразу весело становится! – заржал полковник и закашлялся, поперхнувшись дымом.

– Фи, Алекс! – поморщилась графиня Натали.

– Да, ругаются! – грустно вздохнул отец Леонид, – Внушаю им, внушаю, что сквернословие есть грех – не доходит!

Поручик серьёзно заявил:

– Они, батюшка, матом не ругаются, они им разговаривают! Сегодня он был трезв, только с утра похмелился парой рюмок водки – и все.

– М-да… Ничего, со временем научитесь и этому, месье Карсак! – обнадежил Антуана священник.

После обеда все отдыхали пару часиков. За это время была протоплена баня.

Первой парилась графиня со своей няней, попадьей, комнатной девушкой Настей и Ариной. Хозяйка довольно мурлыкала, лежа на полке. Няня поддавала квасом по чуть-чуть на каменку. Ароматный пар шибал ядрено, покусывая молодежь за уши и нежные розовые соски. Няне же, сморщенной, как изюминка, было все нипочем. Попадья, скромная женщина лет сорока, (урожденная княжна Трубецкая, между прочим!) парилась мало, сидела в сторонке, мыла голову. Девушки, сверкая мокрыми белыми телесами, проворно работали березовыми вениками. Хорошо!

– Няня! Поддай с мятой! – попросила Натали, переворачиваясь на спину.

– Сейчас, касатушка! – няня плеснула на камни из ковша.

– Ой! Уши горят! – пискнула графиня.

Ей подали полотенце, покрыть голову.

Потом её долго и нежно терли лыковой мочалкой, взбитым яйцом промывали волосы, ополаскивали березовым настоем.

Сидя за самоваром в предбаннике, Натали придирчиво сравнивала себя с девушками. Арина, конечно, на мордашку была покрасивее, да и ростом повыше. Настя же была крупная, сильная девица, склонная к полноте, хотя и миловидная. Графиня с удовольствием решила, что у неё самая пикантная попка и самая тонкая талия.

После женщин мылись мужчины. Антуан понимающим взглядом оценил шрамы на телах отца Леонида, Александра Романовича и Сержа. Да и они с одобрением посмотрели на его рубец в боку от сабельного удара и сморщенный шрам от пули под правым соском. Пуля была на излете, а может, порох был подмокший. Короче, впилась не глубоко. Такая вот везуха!

– А это у Вас что, господин лейтенант, ожог? Над коленкой, то-есть, на птицу похоже? – показал пальцем поручик.

– Нет, это родимое пятно. Дядя говорил, что такое же у него и моего отца. На орла парящего похоже, верно? – Антуан поставил ногу на лавку и все с интересом всмотрелись.

Над правой коленной чашечкой действительно, четко смотрелась крупное, вершок в поперечнике, родимое пятно красно-коричневого цвета: точь-в-точь парящий орел.

– Как Вам, месье Карсак, русская баня? Нравится ли? – с некоторой подначкой спросил немного погодя отец Леонид.

– Ох! Очень нравится! – выдохнул Антуан, сплевывая соленый пот, заливающий глаза, – Благодаря бане не заболел, спасибо господину полковнику и Герасиму!

Герасим крутил вениками над головой, как ветряная мельница, разгоняя жар. Все пришли в состояние гармонии тела. И духа.

Поручик Ржевский парился дольше и азартнее всех. Он выгонял из организма последствия запоя и оживленно рассказывал:

– Однажды просыпаюсь в Варшаве. В глазах темно, во рту сухость преизрядная и такой, знаете ли пикантный запах, как конь ночевал. Ну, с похмелья! Несколько дней гуляли всем полком. Спрашиваю денщика: вторник сегодня? Ибо во вторник мне на боевое дежурство заступать. Он отвечает: никак нет, вашбродь, суббота! Я понять ничего не могу, спрашиваю: стало быть, вторник завтра? Нет, говорит, завтра воскресенье. Я опять не въезжаю, спрашиваю: может, вчера был вторник? А он, гнусная рожа, ухмыляется: вчера была пятница! Я, господа, совсем растерялся! Получалось, что вторник из календаря выпал и его уже никогда не будет!