Илья Тамигин - Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е

Поздоровались за руку.

– Вот, отправлю Феде. Фрухты, значит, ну, и водочки, наливочки! Бобов, опять же, кофейных.

– О, граф, разве кофий у Вас тоже свой?

– Свой, месье Карсак! Десять кустов!

Прогулялись вместе. Антуан посмотрел на ягоды. Надо же! Свой кофий!

– А как здоровье братца?

– Мучается. Угрызениями совести мучается. Начудил вчера!

– Пойду навещу его, пожалуй!

Поручик Ржевский сидел у себя и мрачно пил водку. Привязанного за ногу ниткой таракана он пускал по столу, наливал рюмку и провозглашал:

– Выпьем за отъезд!

Затем подтягивал насекомое обратно, снова наливал:

– Выпьем за приезд!

Закусывал он чисто символически, черным хлебом с солью. Бутылка была уже опорожнена наполовину, даром, что было только одиннадцать часов.

– А, месье Карсак! Бонжур! Проходите, не стесняйтесь, посидите со мной! – радостно, хотя и несколько развязно, приветствовал он гостя, – Давайте выпьем. Иван! Вторую рюмку!

– Э-э… Для меня рановато… – замялся Антуан, – Может быть, пива?

– Ер-рунда! С утра не выпьешь – весь день насмарку! – выдав сей изящный силлогизм, поручик налил две рюмки и выжидательно воззрился на француза.

Антуан осторожно пригубил, чтоб не обидеть человека.

Опрокинув свою рюмку, как показалось французу, прямо в желудок, Ржевский занюхал корочкой и погрозил пальцем:

– Я все з-знаю!

– Что же Вы знаете, месье Ржевский? – заинтересовался Антуан.

– Знаю, почему про меня всякие гадости рассказывают… Я перед войной у князя Волконского на обеде по рассеянности рыбу ножом… пырнул… Ну, пьяный был! Так княгиня увидела и сказала: Фи! И с тех пор стали про меня глупости всякие рассказывать, небылицы… Пропало мое доброе имя! – поручик заплакал, высморкался в скатерть.

Решив развлечь его, Антуан спросил:

– Как Вы относитесь к гомосексуализму, поручик?

– Я-я? Я… не отношусь! – выпучил глаза Ржевский и, перестав плакать, с интересом уставился на собеседника.

Тот рассказал про ночное происшествие с Мишелем, как принял его за женщину.

Поручик посмеялся, задумался, затем налил рюмку. Посмотрел на свет:

– Все симптомы налицо, как сказал уездный патологоанатом, увидев мертвого мужика с проломленным лбом! Вы, сударь, страдаете от чрезмерно затянувшегося… э-э… безбрачия! Я Вам прописываю бабу! В больших дозах – помогает!

– Мерси, конечно, но как? Они же все крепостные!

– А Вы что, расист? Ну, крепостные! Но, ведь, хорошие!

– А хозяин? Вдруг он будет возражать?

– Не-е, Алекс возражать не будет! Это дело полюбовное. Так и имейте в виду! Вы мужчина симпатичный, за кем-нибудь поухаживайте, все и получится. Только не за замужними! Можно оглоблей схлопотать, от мужьев, то-есть.

– Так, значит, свобода воли у них?

Поручик не ответил, так как был занят заглатыванием водки. Закусив, раздумчиво произнес:

– Свобода во-оли… Да, бабы – они такие! Свободные и волевые! Если чего возжелают – ни перед чем не остановятся.

Он оживился:

– А, кстати, о бабах! В Петербурге два года назад случай был. К Мари Воронцовой на ночь глядя заехали две её подруги: Биби Горчакова и Жюли Верещагина. Ну, выпили, и до утра щебетали в будуаре о своем, о девичьем. А поутру из шкафа выпала бесчувственная тушка Сашки Мещерского, кавалергарда, спрятавшегося, чтобы подглядеть, как хозяйка переодеваться будет! После рассказывал: мол, такого стыдобища наслушался, что едва не помер! Скандал!

Антуан впечатлился. Действительно, страшная смерть!

– Так, Вы сейчас в студию пойдете, Серж? Я бы Вас проводил! – предложил он, надеясь таким образом отвлечь поручика Ржевского от пьянства.

– Нет, месье Карсак, не сегодня. Отдыхаю я.

Поручик налил ещё одну рюмку, поставил её на стол, подпер голову руками. Взгляд его затуманился:

– М-медитировать буду!

Остаток дня Антуан частью провел в размышлениях о таинственной незнакомке, частью – изучая русский язык. И то, и другое дело двигалось туго. Миша учителем оказался слабеньким. Нужна была система, учебник, наконец. Словарь тоже не помешал бы. Что же касалось незнакомки… Вечером Антуан сел за стол и положил перед собой лист бумаги. Что о ночной даме известно?

– Рост – средний. Едва достает до подбородка.

– Телосложение – средней упитанности, не тощая, но и полнотой не страдает.

– Волосы даже в постели прячет под платком. Как ни искал, не нашел ни одного, чтобы хоть цвет узнать.

– Руки и ноги маленькие, нежные, без мозолей и цыпок, что странно для крестьянки.