Вероника Горбачева - Когда возвращается радуга. Книга 3

…Захлопали, застучали снаружи двери келий, послышались тихие голоса. Час молитв закончился. Сёстры-монахини расходились по своим послушаниям, не подозревая, какая нешуточная битва разгорелась недавно совсем рядом, за монастырской стеной. И слава Богу, что не знали, и что сестра Агата по-прежнему подрёмывала в сторожке. Когда разбираются меж собой маги – лучше, чтобы люди держались подальше.

Но снова в сердце заползает страх, как тогда, в роще…

…Это сейчас она знает, что ужас, захлестнувший её волной при виде безобидного луга с одуванчиками, пробудился под воздействием злой волей извне. А тогда ей было не до мыслей, хотелось бежать, куда глаза глядят, спрятаться; да хоть в землю зарыться! Если бы не Тук, вовремя перехвативший её возле ручья – она давно бы мчалась по дороге… да сама не знает, куда, лишь бы как можно дальше.

– Расскажи. Расскажи, дочь моя… – тихо твердил он, гладя её по голове. – Легче будет, как выговоришься…

Странно, но в тот момент ей показалось, что это сам мудрый эфенди её утешает. Должно быть, потому она и не заметила, как выложила ему всё – сперва сбивчиво, потом, приходя в себя, более внятно, но всё же торопясь излить то, что много лет копилось в потаённом уголке души, о чём она ни разу ни говорила. Слова так и лились потоком, но главное, что она ни разу больше не запнулась, хвала Аллаху и Всевышнему, а ведь успела порядком напугаться, что проклятое косноязычье вернулось.

И снова она видела гаремный двор, и падающее тело Айше, и ручку маленького братца, недвижимую, со сведёнными пальчиками и посиневшими ногтями и с подаренным маленькой Ирис браслетом из ракушек. Опять суровые воины – уже не продажные янычары, выдавшие Баязеда, а личная гвардия Хромца – выстраивались в ряд, и отчётливо слышались приближающиеся шаги нового Владыки. Императора. Великого Султана.

«Баязедово отродье…»

«Девственниц оставьте, остальных утопить…»

«Покажешь мне её через пять лет…»

Потом мелькнуло лицо наложницы, решившей выдать Ирис, но убитой походя воином, не желающим слушать женские вопли – мелькнуло и пропало. Потом – унизительный осмотр суровой лекарицы…

…и первая встреча с Аслан-беем. Вернее, она-то думала, что первая, а он, оказывается, знал её ещё грудным младенцем. И Мэг вспомнил тотчас, вот почему они так странно переглядывались. Оттого он и выхлопотал для них отдельную каморку, и только через несколько лет разрешил отселить девочку в общий гарем – когда подросла, окрепла и научилась защищаться.

Сейчас, достаточно зная дорогого эфенди, Ирис поняла, что излечить её от заикания мудрый старец мог уже тогда. Но не стал. И намеренно давал ей лекарство, сдерживающее рост и развитие, чтобы не похорошела и не расцвела раньше времени, не привлекла бы внимания Тамерлана, не обнаружила бы в себе магию, запрещённую в Серале. Он защищал её всегда. И даже сейчас оберегает в мудрых наставлениях…

Это озарения снизошло на неё там же, у тихого ручья в рощице, где брат Тук выслушивал её откровения. Опустилось, накрыло, принеся с собой неожиданное спокойствие и волну нежности и благодарности к названому отцу.

Слёзы высохли.

Она помолчала – и уже спокойно завершила вкратце, как сложилась её с Мэг дальнейшая жизнь, как вышло, что она угодила к франкским послам – «подарком» от султана. Даже, невольно засмеявшись, вспомнила, как массировала Бомарше пятки, а тот блаженно стонал, нарочито громко, чтобы тем, кто случайно или намеренно подслушивает за дверьми, казалось, что здесь царит разгул страстей…

А потом, когда брат Тук спросил, каким образом она всё же исцелилась – пришлось вспомнить и о казни Гюнез.

– …Какая страшная юность, дитя моё, – помолчав, сказал он. – Насколько я знаю, в нашем обществе о гаремах восточных царей сложилось представление, как о местах наслаждения, сладострастия и распутства, ведь редко кому приоткрывается некрасивая правда. А, в сущности, на Востоке, как и на Западе, одно: чем ближе к короне, тем опаснее. Счастье, что рядом с тобой оказались два ангела-хранителя: твой будущий супруг и твоя кормилица. Отняв родителей, Господь всё же не оставил тебя одну в твоём страшном мирке.

…Вот кому непременно нужно сообщить о старике О’Ши. Брат Тук, конечно, пожурит её за самовольство; но посоветует, как вести себя дальше.

Верная своему слову не покидать монастырских стен до возвращения Али, она не пошла нынче в госпиталь. Но сёстры не пеняли ей за это: их гостья сегодня и сама-то выглядела больной. Не станешь же им объяснять, что таковы последствия защиты от поползновений одного чересчур настойчивого друида! Поэтому, немного передохнув, Ирис отправилась поливать розы в монастырском саду. Исцеляться душой, укреплять ослабевшее тело и немного печалиться о своей потере в Эстре. Её первый сад, в который она вложила столько любви и заботы, погиб, погиб, и никогда уже не повторится… Она, конечно, вырастит новый, но этот, первенец…