Евдокия была натурой увлекающейся и, безусловно, легкомысленной, она не могла существовать без избранного кружка восхищенных и изысканных поклонников. Но с Киннамом… С великим ритором у нее произошло нечто иное, чего не замечалось раньше, император чувствовал это. Августа горько сетовала на собственную ветреность, клятвенно обещала быть осмотрительней, и император верил ей – и в то же время ясно ощущал проблему, которая не могла сравниться даже со странным увлечением Евдокии, едва не расстроившим когда-то их свадьбу. Просто дело было сейчас не в Евдокии и не в том, что ее вечно занятый супруг забыл в тот несчастный вечер об обещанном вальсе. Подобное случалось и раньше, ко всему она уже притерпелась, но никогда августа не доходила до такого безудержного флирта – и до такого последующего возмущения собственным поведением…
Приходилось признать, что дело было в самом Киннаме. В какой-то момент император заподозрил, что за способностями великого ритора вызывать симпатию, восхищение, входить в доверие, стоят не только его несомненный ум, красота и обаяние, но и нечто другое, что объяснить было очень трудно. Константин еще в августе понял, что Киннам вовсе не так прост, как кажется со стороны, что его способность располагать к себе основана на глубоких познаниях человеческой природы, а то и на чем-то иррациональном. Или же… или великий ритор вообще не тот, за кого себя выдает! И вот, только что император получил словно бы подтверждение этой догадки.
Роман, оторвавшись от которого, август впал в такие невеселые раздумья, повествовал об императрице Анастасии-Роксане, личность которой весьма занимала и самого Константина. Сюжет был выдуман автором, что естественно, ведь почти никаких подробностей о прекрасной пленнице, прибывшей на берега Босфора в качестве военной добычи адмирала Георгия Дуки, известно не было. Киннам рассказал лирическую историю путешествия через Эвксинский Понт русской девушки, освобожденной в придунавье из турецкой неволи, придумал влюбленного в нее матроса, будущего писателя-хрониста Сергия, сгорающего от ревности и ненависти к Дуке, ярко, симпатично и выпукло описал самого Дуку… Старику пришлось жестоко поплатиться за любовь Роксаны: отвергнув ислам и вернувшись в православие, она попадает в гарем императора Льва Ужасного – и вот, заслуженный флотоводец мечется по своему дворцу, не находя себе места, с горестными восклицаниями вспоминает руки и волосы Роксаны, ее плечи и странную наколку на левой лопатке, ее смешной полуславянский-полутурецкий лепет, исковерканные греческие слова в прекрасных устах и первые фразы, которые она заучивала, сидя на красном топчане в каюте адмиральского дромона…
Вот эта сцена и заставила Константина прервать чтение и, нахмурившись, надолго уставиться в одну точку. У него внезапно возникло ощущение, что фокусник во фраке, глупый рыночный фигляр, нашел его в толпе и бесцеремонно, ткнув кривым пальцем в лицо, точно объявил, сколько и каких монет лежат в кошельке за пазухой «господина»… А фокусов император не любил. Если только ему немедленно не рассказывали, в чем секрет и в чем ловкость мага, где спрятаны потайные пружины и зеркала.
Да еще эта странная новость, поступившая из Афин… Собственно, именно она привела императора в подземелье – хотелось осмыслить происходящее в спокойной обстановке. Роман он прихватил с собой, чтобы заодно дочитать, и тут Киннам тоже преподнес ему повод для размышления – надо сказать, довольно неприятный. Но Евдокия, конечно, не могла увидеть в описании любовных страданий Дуки того, что увидел Константин…
Августа вернулась сегодня с ипподрома, где ее подопечные из благотворительного трудового центра для бродяг и попрошаек «Филики этерия» заканчивали приводить в порядок оборудование зрительских трибун. Переодевшись и прихватив какую-то книжку – Константин не разглядел ее названия, но, судя по обложке, это был очередной роман, Евдокия заглянула в Серебряную гостиную и застала там мужа. Константин пристроился с ноутбуком за мраморным столиком, рядом лежала брошенная книга, и, подойдя, Евдокия узнала ее.
– Привет! – сказала она. – О, ты читаешь Киннама?
– Да, уже дочитываю.
– Ты же не любишь современную литературу.
– Но ты же хвалила его романы, вот я и решил почитать.
– И что, все три прочел?
Он кивнул. Она, видимо, думала, что он скажет что-нибудь еще, но, не дождавшись, спросила:
– И как тебе?
Читать дальше