Кассия Сенина - Траектория полета совы

Накануне утром – в день рождения Афинаиды – отец Андрей снова завел с девушкой речь о постриге. Даже сказал, что, если ей трудно решиться на переезд в церковный дом, поначалу она может по-прежнему ночевать в своей квартире. Видимо, рассчитывал, что она согласится. И почему бы ей не согласиться? Она давно ведет почти монашескую жизнь, замуж не собирается, всецело предалась делу спасения души, и постриг должен стать естественным завершением этого пути – точнее, ступенью перехода на другой, высший уровень. Если б она сказала «да», то этой ночью, на бдении под праздник Введения Богородицы во храм, ее бы постригли – она знала, что монашеская одежда для нее давно припасена в закромах у экономки… Но Афинаида, растерявшись, смогла только ответить, что подумает. Хотя над чем тут еще думать?.. И как чудесно постричься именно в этот день: введение в новую жизнь как введение во храм, где неразвлеченно служат Богу! Получить прощение всех грехов – ведь постриг это таинство, второе крещение – и начать с чистого листа… Может, согласиться? Тогда слова праздничного тропаря: «Днесь благоволения Божия предображение и человеков спасения проповедание», – зазвучат по-особенному и, возможно, откроется эта новая жизнь, к которой Афинаида так стремилась, но наступление которой всё время отодвигалась в неясные дали – видимо, по причине ее неизжитых страстей и недостаточного повиновения духовному наставнику…

Подходя к храму, где ей предстояло участвовать в уборке и благоукрашении перед всенощным бдением, Афинаида не подозревала, что на паству отца Андрея Лежнева надвигается такое «исполнение Зиждителева смотрения», о котором никто из них в тот момент и не помышлял.

Иеромонах Андрей был человеком странной и во многом таинственной судьбы. Священник катакомбной церкви, воспитанный в условиях жесточайших коммунистических гонений, он одному ему известными путями умудрился пересечь границу красной Московии и добраться до Афин. В Империи его приняли не то чтобы с распростертыми объятиями – доля настороженности в отношении выходцев «с того света» всегда присутствовала у византийских иерархов, – но достаточно дружелюбно. Прослужив несколько лет вторым священником в Свято-Михайловском храме, он доказал свое благочестие, духовный настрой и умение сплотить приходскую общину. Быстро выучив греческий язык, Лежнев скоро завоевал любовь и прихожан, и тех людей, что приезжали за порцией специфической «русской аскетики» со всего Пелопоннеса. После смерти старичка-настоятеля пришелец естественным образом занял его место.

От византийского стиля церковной жизни отец Андрей был не в восторге, но ему хватало такта не заявлять об этом во всеуслышание. Свои взгляды он умело насаждал исподтишка, как бы ненароком, и многого достиг на этом пути. Как раз под всенощную Введения Богородицы во храм его прихожан ожидал очередной пример такой пропаганды «правильной духовной жизни»: настоятель распорядился освободить центральный неф от стоявших там длинных скамеек. Тем, кто пришел помочь приготовиться к службе, он в снова поставил в пример русских, которых за границей давно называли «железными ногами» за их привычку выстаивать службы, не шелохнувшись и ни разу не присев.

– Скамейки это для самых немощных, – объяснял отец Андрей. – Оставим несколько штук у стен, этого довольно. А вы, дорогие мои, если очень устали, можете сесть прямо на пол, это вполне традиционно.

Таская вместе со всеми тяжелые скамейки к западной стене, Афинаида думала, что она, наверное, никогда не будет способна на духовные подвиги, которые столь обычны для русских. Многочасовые стояния, сотни поклонов, посты без растительного масла и вареной пищи – для византийцев всё это было в диковинку. Постепенно втягиваясь под руководством отца Андрея в такую аскетическую жизнь, она и ее знакомые порой по-настоящему страдали.

«Но должен же во всем этом скрываться смысл? – думала девушка. – В конце концов, все эти строгости взяты из древних греческих уставов, а вовсе не из чьей-то головы…»

Когда скамейки были сложены в аккуратный штабель, отец Андрей позвал Афинаиду в исповедальню. Усадив ее на стул, он заглянул девушке в глаза и спокойно поинтересовался, не решила ли она постричься под великий праздник. Хотя по дороге в храм Афинаида думала об этом, теперь ее вновь охватили сомнения и боязнь.

– Как? Сегодня?.. Нет, я пока не готова, я хотела еще подумать…