Галина Тимошенко - Коллекция недоразумений. Принцип матрёшки

Но слова, к удивлению Егора, были произнесены довольно неожиданные:

– Извините, Егор Николаевич, мы понимаем, что сейчас не слишком подходящий момент… Но у нас время не очень терпит, поэтому вы уж нас простите… Дело в том, что мы бы хотели забрать все рабочие материалы отца. Исследования-то продолжаются, вы понимаете… Да, и еще, конечно, его ноутбук. Вы не возражаете?

Высокий лощеный человек, произнесший эту тираду вполне спокойным и уверенным голосом, несколько контрастировавшим с избытком извинений в словах, был Егору совершенно незнаком – в отличие от самого давнего отцовского друга Виталия Игоревича Черепанова (в просторечии дяди Виталика, каковым он был для Егора все тридцать лет жизни), который тоже относился к последним отцовским сослуживцам.

Егор выдержал холодную паузу, чтобы не выдать внезапно вспыхнувшего раздражения, и сказал:

– Момент действительно не слишком подходящий. Я надеюсь, вы не собираетесь осуществлять выемку прямо сейчас? Я думаю, мама хотела бы сначала сама разобрать все его документы.

– Ну что вы, Егор Николаевич, какая выемка?! Не сердитесь, мы все понимаем. Конечно, мы подождем. Просто хотелось бы, чтобы вы, если можно, не слишком с этим затягивали.

Вмешался Виталий Игоревич:

– Егор, не бери в голову, мы с тобой сами все решим. Ребята, не волнуйтесь, я лично все сделаю. Так будет лучше.

– Конечно, конечно, – поспешно согласились «ребята».

Послышался звук открываемой двери ванной, и Егор напрягся еще сильнее: если мать слышала этот разговор, то сохранение ее фирменного спокойствия может ей стоить слишком дорого. И правда, что за бесцеремонность?! Можно подумать, дело государственной важности – их социологические исследования какого-то очередного общественного мнения по какому-то очередному никому не интересному вопросу… Да и не в самом исследовании, небось, дело. За эти исследования деньги платят – и немалые, надо думать. Институт международный, а там, за границей, они ко всем этим опросам относятся просто ужас как серьезно. Этим деятелям нужно все завершить в срок, чтобы точно так же в срок деньги получить – а мать должна прямо сейчас начать возиться со всеми этими бумагами, дисками и флэшками?!

Кстати, а ноутбук-то им зачем? Понятно, отец очень много работал дома, но при его безмерной аккуратности и педантичности во всем, что касалось работы, трудно предположить, чтобы он какие-то важные документы держал только в ноутбуке. Насколько Егор знал, отец ежевечерне сбрасывал всю информацию на флэшку, да частенько еще и не на одну – на всякий случай. Спасибо Черепанову: догадался быстро свернуть разговор. В последние дни вообще он словно бы взял на себя роль отца – во всяком случае, в том, что касалось заботы о матери. Егору даже казалось, что сейчас матери легче с дядей Виталием, чем с ним самим. Да и то сказать: все годы, что отец с матерью прожили вместе, тот постоянно присутствовал в их жизни на правах ближайшего друга главы семьи.

Отец с Виталием дружили еще со школы и умудрились ничего из этой дружбы не растерять даже в те годы, когда они учились на разных факультетах: отец на биологическом, а Виталий – на психологическом. И потом, когда отец работал в госбезопасности, а Виталий скучал в лаборатории социологических исследований на каком-то древнем, непонятно что в смутные перестроечные времена производящем заводе, – все оставалось по-прежнему. Жениться Виталий так и не собрался, но и Силаковым не надоедал, грамотно дозируя свое участие в их семейной жизни.

Как-то так незаметно случилось, что постепенно и для Марты Оттовны он стал не столько другом мужа, сколько просто другом. Егор даже подозревал, что некоторые вещи матери проще было рассказать Виталию, чем отцу. Может, в его улыбчивом круглом лице и вечно теплых карих глазах было меньше насмешливости, может, он больше, чем отец, был склонен молча внимательно слушать, ничего не комментируя… Да и сам Егор еще в детстве обожал визиты дяди Виталика, который (в отличие от серьезной матери и ехидного отца) мог часами играть с ним в любые мальчишеские игры, не обращая внимания на выбившуюся из брюк рубашку и покрытый потом лоб. Повзрослев, Егор так и не начал с Черепановым откровенничать, но относился к нему с максимально возможной для себя нежностью.

…После ухода бесцеремонных отцовских сослуживцев в гостиной оставались только подруги матери, пара дам, преподававших вместе с ней в университете какие-то гуманитарные науки, и двое друзей Егора. С Ильей Егор дружил еще со школы. Тогда это был любимец всех учителей – и, как ни странно, одноклассников: веселый хулиган, шутя учившийся на одни пятерки, так же шутя потом закончивший мехмат МГУ и без особых усилий недавно защитивший докторскую диссертацию. Правда, со школьных времен Илья несколько потяжелел и полысел – что, однако, нисколько не мешало его сокрушительному успеху у всех девушек от двадцати до пятидесяти лет.