Нариман Амантаев - Фосфен

Они её поцарапали – кажется, потому что тоже не понимали. Или потому что испугались. Или всё сразу, и я вспомнил, как однажды кто-то сказал, что кокос падает не от ветра, но потому что он есть. Тогда я не понял этого, а сейчас кажется, что царапина суть чего-то большего, за что нельзя было бы винить демонов. Они и меня часто царапали. В общем, я и сейчас не многое понимаю.

Пчёлы кружили у цветков чертополоха, а звёзды за небом распускались бутонами. Я не видел этого из-за солнца – но в тот раз впервые услышал, как Созвездие Большой Медведицы истошно заревело. Тогда Рыжая, с пятном крови на руке, начала хлопать себя по груди и повторять – Алула.

В тот момент я ещё не знал, что стал свидетелем Вселенской трагедии.

Три ночи небо было беззвёздным. Лишь Луна прожектором освещала вкруг пустое полотно космоса, который на эти три дня стал Мёртвым Морем. Я думал о многом, но больше о моряках. А ещё о тех, кого обстоятельствами унесло туда, где компасом служит звёздное небо. Я желал им ориентира и надеялся, что только с моего бара у бассейна не видно чудесного.

Рыжая ходила по саду. Днём и ночью, без передышки. Подходила к одним цветам, наклонялась, вдыхала аромат и что-то лепетала, а затем шла к другим. Я стоял за баром со стаканом виски и смотрел на эту картину несколько дней. Первое время я даже искал закономерность в её переходах от цветка к цветку, но увы, был вынужден признать, что она отсутствует.

Иногда по ночам Рыжая светилась. Я сказал себе, что это ореол. Было очень на то похоже.

Я не видел, чтобы она спала. Я засыпал – она гуляла, я просыпался – она сидела рядом и смотрела на меня в упор.

Спустя несколько дней я перестал открывать глаза сразу после пробуждения: чувствовал, как её лицо обращено к моему, а дыхание касалось груди. Стоило мне открыть глаза, как она тот же час начинала о чём-то рассказывать. Лепетала и лепетала. Пока не встану.

Тогда я начал дуть. Набирал воздух в грудь и дул прямо перед собой. Она задыхалась от ветра и отстранялась; ругалась, но недолго.

Так прошло два месяца. Мелкий Кроль был по прежнему в серые пятна, а Бобёр так и стачивал трубки. Алула успела обойти весь дом и сад, но её утомляющее беспокойство никуда не делось. Она не могла долго сидеть на месте.

Четыре раза из бассейна вылезали королевские пингвины, одно весло и кусок айсберга. В один из дней нам даже довелось увидеть проплывающую акулу, правда она исчезла в бассейне так же быстро, как и появилась. И ни одной касатки.

Рыжей понравились пингвины – она учила их прыгать на одной ноге, пока я шил ей платье. Одеяния, в которых её прибило, были тёплые не по погоде, а в моих рубашках ходить не comme il faut 1 1 приличный, соответствующий правилам хорошего тона , ведь никогда не знаешь, кто и когда придёт в гости из бассейна – один из этих пингвинов запросто мог быть Сэром Нильсом Улафом. К тому же, сидеть у таящего рядом айсберга было наслаждением. Периодически я отбивал от него куски для бокала виски, не забывая, конечно, напоминать себе о возможных микробах, застывших в его льдах.

Однажды ночью она заплакала. С надрывом – долго и горько. Впервые при мне плакали. Я только в книгах читал о таком, потому не сразу понял, как себя вести – просто присел рядом и стал гладить её по голове. Не был уверен, что это помогало, потому вскоре прекратил. Печаль прокралась в моё сердце.

Помню, тогда я подумал о касатках и мне совсем немного стало легче. Так я сделал потому что не хотел разделять с ней боль – хотел помочь. До сих пор не знаю, прав ли был я? Так или иначе, я спросил, что её расстроило. Она сказала – домой Алула. И я её услышал.

В своей жизни я редко покидал пределы дома. Я читал о многих странах и культурах, но мне никогда не приходило в голову увидеть то воочию. Мог ли я оставить дом с его сердцем – бассейном? Я всегда чувствовал ответственность за каждого, кто попадал в него и считал своим долгом помочь. В этом я видел свой смысл.

Но Рыжая тоже из бассейна. Ей тоже нужна помощь и я решил остановиться на этом. Анфилада хитросплетений, следующих из выводов могла тянуться крайне утомительно и долго: в моё отсутствие в бассейн мог попасть раненый человек или зверь, или нечто, требующее помощи. Но поскольку это лишь предположение, а реальность рано или поздно заставит меня отправить Рыжую домой, я решил действовать – нужно было лишь уменьшить последствия моего отсутствия.

Когда я впервые увидел Алулу, она держалась на океанских волнах моего бассейна с кипой акварельной бумаги и без сознания. На ней была синяя кофта с вышитыми восемью звёздами. Семь из них составляли звёздный ковш, а восьмая звезда – Полярная. Как на флаге Аляски. Той самой, что на севере. И я решил идти туда.