Поль Монтер - Джулиан. Возвращение

В один из дней над лесом разразилась нешуточная гроза. Перепуганные родители отправили слуг и крестьян-арендаторов на поиски своих легкомысленных чад, придя в ужас, что их прибьёт молнией или понесёт обезумевшая от раскатов грома лошадь. Несчастной прислуге осталось надеяться на милость всех Святых да удачное завершение поисков. Видно, злой рок привёл к старой мельнице крестьянина Риваля и заставил бедолагу заглянуть внутрь. Опешив от увиденного, старик громко вскрикнул:

– Силы небесные! Глазам не верю, чтобы таким недостойным делом занимались благородные сеньоры, да ещё в столь юном возрасте!

Злобные гримасы мигом исказили разгорячённые похотью лица и, отпрянув друг от друга, Филипп и Эмильена впились в Риваля взглядом полным ненависти.

– Паршивый жалкий старик, надо же было испортить всё удовольствие! – грубо рявкнул барон, подскочив к Ривалю.

– Сеньор Лессар! Ваша родня отправила на поиски немало слуг, в боязни что вы пострадали от грозы. Но, как ни прискорбно, лучше бы вашей славной матушке потерять сына, чем принять его позорное поведение. А уж по части госпожи Клермон де Винье, пожалуй, даже деревенская девушка не позволила бы себе такого до свадьбы.

Внезапно Эмильена рассмеялась и, без всякого смущения поправив лиф платья, подошла к крестьянину и, подмигнув, протянула:

– Вот незадача, папаша, видно, ты так одержим добродетелью оттого, что твоя старуха утратила любовный пыл. Но я сумею взбодрить даже замшелого старикашку вроде тебя.

Риваль задохнулся от возмущения, совсем не заметив, как обменялись быстрыми взглядами баронесса и Филипп. Старик отшатнулся от девушки, что внушала ему ужас своей вульгарной ухмылкой и речью уличной потаскухи. Но бедолага не успел толком сообразить, что произошло, как нестерпимая боль разом лишила его сил. Так и не издав ни единого звука, крестьянин повалился на юного барона. Филипп-Анри резкого выдернул кинжал из обмякшего тела старика и с ловкостью мясника полоснул несчастного по горлу. Глаза Эмильены расширились, тонкие ноздри затрепетали, и на лице промелькнула ухмылка сладострастия.

Филипп-Анри бросил победный взгляд на свои испачканные кровью руки.

– Смотри, Эми, совсем как в детстве. Помнишь, мы швыряли кроликов волку и смотрели, как он разрывает их жалкие тушки? Тогда мои пальцы тоже были в крови, и я приложил их к кружеву твоего платья.

Девушка неспешно подошла вплотную к барону и нежно прижалась к его груди.

– Конечно, помню, Филипп, – томно выдохнула она. Юноша медленно провёл по её губам окровавленным пальцем и хрипло шепнул:

– Проклятье, вид крови возбуждает меня до крайности, ничего не могу с собой поделать. Этот старый недоумок так некстати прервал нашу любовную игру, но теперь я хочу тебя ещё сильнее.

Эмильена лишь крепче прильнула к своему спутнику и, взяв его руку, медленно облизнула пальцы барона. Но не успела пара, охваченная страстью, слиться в долгом поцелуе, как им явно послышался протяжный стон. Поначалу оба с досадой подумали, что это бедолага Риваль отдал последний вздох, но брошенный взгляд на тело, лежащее без всякого движения, убедил их, что крестьянин давно мёртв. А меж тем глухой и надрывный стон, словно исходящий из стен, вновь повторился.

Молодые люди замерли на месте, напряжённо вглядываясь в полумрак жалкой комнатёнки и, затаив дыхание, прислушались. Дождевые капли монотонно стучали по разбитой крыше, но к этому заунывному звуку явно добавилось чьё-то тяжёлое дыхание. И затем вновь послышался протяжный стон.

Эмильена машинально бросила взгляд на мёртвое тело крестьянина и внезапно вскрикнула, отчаянно вцепившись в руку барона.

– Филипп! Ох… Филипп! – только и смогла произнести девушка. Юный сеньор обеспокоенно уставился на лужу крови, что успела натечь возле головы убитого. Холодные глаза его вспыхнули, и пот заструился по вискам. Словно невидимая рука, обмакнув в кровь палец, медленно выводила на досках пола буквы. Эмильена и её спутник с расширившимися глазами уставились на эти письмена и едва заметно шевелили губами, пытаясь прочесть послание. Филипп-Анри, в конце концов, опустился на колени, желая разобрать буквы, ведь сумрак мельницы делал их очертания и вовсе размытыми. И, видно, тот, кто отправлял послание, был необычайно слаб и немощен. Слова шли вкривь и вкось. Баронесса застыла, прижав руки к груди, и тяжело дышала.

– Ну, что там, Филипп? Не мучай меня! Проклятье! Я не могу прочесть, перед глазами всё плывёт, – сдавлено пробормотала она.