Ирина Фургал - Деревянная сабля. Роман ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА. Часть I

– И знаешь, Миче, она, девушка эта, оказалась дочкой одной финтифлюшки, актрисульки одной, что моему благоверному по молодости глазки строила: парень-то видный, особенно, как форму надевал!

– А то! – кивнул дядя Иванко. – В ту пору родня хотела меня, как водится, навсегда на таможенную службу отдать. Да только ни служба, ни финтифлюшка меня не привлекали. Какие там актрисульки при моей-то Маринке! – и он, согнувшись почти пополам, поцеловал супругу в макушку. Я знаю, у них с ранней юности любовь.

– Так значит, Лёка сегодня не с нами, – подвёл итог Чудила. – Ну-ну. Пошёл он, значит, с девушкой в красненьком платье? Так-так.

– Ну и ладно, и пожалуйста, – добавил я, показывая, что пусть его как хочет, взрослый уже, и может гулять с кем угодно.

– Не обижайтесь, мальчики, – весело сказала тётушка Марина. – Вы ведь тоже гуляете с девушками.

Услышав такие слова, я задумался, с какими это девушками я гуляю, почему во множественном числе? А Петрик покраснел и опустил глаза, словно был в чём-то виноват. Чего ему стыдиться? Для того и молодость, чтобы знакомиться и влюбляться. Правда, мой дружок ещё ни разу никем не увлекался по-настоящему, несмотря на многочисленные знакомства. Среди девчат даже ходили слухи, будто он безнадёжно в кого-то влюблён. Это не так. Я бы знал. Чудилка совершенно не похож на человека, страдающего от неразделённой любви. Правда, о Мадине, дочери Корков, он отзывался так, как ни о какой другой девушке. Но это же бред – предположить, что такой хороший человек увлёкся родственницей известных негодяев.

– Да мы-то что? Мы ничего, – пятясь к двери, забормотали мы, имея в виду, что не сердимся на Лёку.

Я и Чудила вышли на улицу, пахнущую свежестью, морем и ночными цветами.

– Так значит, ты подослал Мальку девушку? – оскорблённым тоном уточнил приятель.

– Я не с этой целью.

Мы расхохотались. Малёк самый тихий из нас, а смотри-ка, как быстро сориентировался.

– Идём в парк, – сказал я, – а то и там всех разберут.

На самом деле меня волновало, чтобы не разобрали одну, самую лучшую девушку, и по мере того, как мы спускались, я всё ускорял и ускорял шаги. И улыбался в предвкушении встречи. Я не видел её с выпускного вечера, не понимаю, как так могло получиться.

Посмотрите же, до чего он прекрасен, мой город. Он золотой и зелёный, он белый и голубой. Он террасами сбегает к морю, он карабкается по склонам, он шумит ветвями и площадями. Над его переменчивым морем кружат вольные птицы, провожающие и встречающие корабли. Ночью в парках туман и пар от целебных горячих источников, днём – свет, свет и свет на всём и везде, кроме тенистых уголков, где приятно укрыться влюблённым, где радостно посидеть в прохладе. Широкие ступени, крутые улицы, каменные дома со смешными деревянными пристройками, гомонящий порт, иноземная речь, запах рыбы, хвои, цветников и солёной воды…

А кто-то ведь скажет: чересчур много чужаков, вот-вот разведётся грязь, да того и гляди будут драки. Кому-то хватит ума с топором бросаться на дивную иву, приют желающих целоваться. Кто-то осуждает карусели и неумеренный смех. Кто-то пинает щенка разглагольствуя о всеобщем счастье. А тот вон плюёт на ограду дома, в котором внезапно завёлся доход и молодая хозяйка красивее, чем у плевателя. Кто-то скажет: тревожные признаки упадка культуры и традиций, мир катится в бездну… с такими-то жёнами.

Я смеюсь втихаря. Я говорю: глядите на то, что вам приятней. Кто хочет – видит Зло и Тьму, кто хочет – Доброту и Свет. Каждый знает свою красоту в придуманном для себя мире. Каждый находится там, где приятней ему. Мне приятней в смешном доме с пристройками, в саду, где цветёт сирень, где соседи собираются вместе на праздники. Из окна видно море, и я улыбаюсь, вспоминая о вчерашней болтовне ни о чём и о тех, кто улыбался мне. Думаю, это красивый мир. Радуюсь, что живу в нём, вижу его и слышу его звуки.

Это говорю вам я, Миче Аги, один из последних потомков пещерного народа анчу. Моему народу всегда приходилось нелегко, и мне положено бы говорить другое, но, знаете ли, не хочется.

*

В парке играла музыка, и чем ближе к оркестрам, тем громче был смех, чем дальше от них – тем слышнее шорох ног и листвы, шуршание моря, лижущего гальку, и лай собак с ближайших улиц. Где-то всё залито светом фонарей и цветных фонариков, где-то темнота и густые тени, и видно множество звёзд и огней на горах и в море. Мы с Чудилкой, само собой, придерживались людных мест.