Дмитрий Житенёв - Моя тропа. Очерки о природе

Освобождается от снега лёд, набухает нутряной влагой, словно губка. Утренние морозы промораживают его насквозь. Над рекой тогда от берега до берега стоит туманная синь, и пахнет она настоящей весной. Это дышит, наверное, река, которая невидно пока и неслышно ворочается подо льдом, пошевеливая песчинки на дне. Мне в прорубь хорошо видна рябая его желтизна.

Полуденное солнце и теплеющий воздух распаривают лёд, и он словно нагревается – над ним дрожит марево, а на другой стороне вместе с ним дрожит берег в бело-синих сугробах, тёмно-зелёный ельник и уже фиолетовый березняк. То тут, то там, то близко, то далеко сверкают лужицы на льду, темнеют забереги, а в них отражается освобождающийся от снега берег.

Последний переход.

В один из дней тёмный, пропитанный водой лёд вдруг становится белым и пористым, словно быстрорастворимый сахар. Это прибывшая вода наконец-то освободила лёд, и он поднялся, всплыл. Недалеко теперь и до ледохода.

И вот однажды, обыкновенно в середине или во второй половине дня, когда тёплый ветер дует вдоль реки по течению, а солнце распаривает лёд, наступает этот момент. Ветер поверху, течение реки понизу тянут, тянут одряхлевший лёд, и он сдвигается. Сдвигается, простояв на одном месте полгода, а то и больше.

Не одну весну выходил я на берег Печоры, чтобы своими глазами увидеть подвижку льда. Удалось мне это только один раз. Я стоял под шумящим кедром и вдруг увидел, как разорвалась ниточка намокшей старой тропинки, услышал, как где-то закричали: «Лёд пошёл!», и ещё я увидел, как по переходу побежал, спотыкаясь, какой-то мальчишка с велосипедом, а за ним наша почтальонша Софья Михеевна, которая несла с той стороны почту в толстой сумке. Оба побежали на наш берег, потому что переход был закреплён на нашей стороне, а на той сразу образовалась полынья, да такая большая, что лось бы не перескочил.

К шилохвостям и чиркам присоединилась парочка кряковых.

…И лёд пошёл. Через пару минут он остановился, освободив метров сто чистой воды. На неё, откуда ни возьмись, тут же сели пять длинношеих шилохвостей, а к ним кучка чирков-трескунков.

Когда двинет лёд на реке, старожилы спешат к воде и умываются. Говорят, что эта вода убирает морщины с лица, возвращает молодость.

Сам ледоход начинается иногда в тот же день, иногда через несколько суток. И пока плывут льдины, упираясь в берега, выпахивая в мокром песке борозды, громоздясь одна на другую, стоят, я уверен, в каждом селении люди по обрывам над рекой и смотрят, и смотрят, как идёт по Печоре лёд. Трудно оторваться от этого зрелища. Если даже очень занят, обязательно выкроишь хоть немного времени, чтобы видеть, как оживает река.

Иногда вдруг замедляется неудержимый, казалось бы, ход льдин. Значит, где-то ниже по течению образовался затор, и вода начинает заметно прибывать. В некоторых местах, на особенно крутых поворотах реки, заторы бывают почти ежегодно. Реку забивает льдом иной раз на несколько километров.

После того, как река всё-таки прорвёт затор, на берегах остаются груды переломанных и перемешанных льдин. Утренние морозы скрепляют их как цементом, а днём льдины с краёв рассыпаются длинными прозрачными палочками. Местами лёд после затора лежит стеной до двух-трёх метров высотой, а то и больше.

Как-то мне пришлось ночевать в таком месте. Называется оно Лешкаты. Здесь Печора круто поворачивает и разливается плёсом. На чистой воде, прямо перед ледяной стеной от недавнего затора табунилась в тот год масса пролётной утки. Я и решил тут поохотиться. Однако подобраться к уткам не было никакой возможности, кроме как со льда. Тогда я подумал, что можно на ночь приткнуться с лодкой прямо к этой ледяной стене, спрятаться за какой-нибудь огромной льдиной и так охотиться, когда рассветёт. Но потом передумал, отъехал подальше, соорудил в тихом месте на берегу шалашик, кинул на воду подсадную и чучела. В шалашике и ночевал. И хорошо сделал, потому что ночью пошёл сильный дождь, и вся эта ледяная масса стала рушиться. Хорошо было слышно, как скользят и ухают почти с четырёхметровой высоты громадные льдины. Рухнет такая – грохот, плеск и волны, гомон и шум крыльев поднимающихся уток. Их там были сотни. Полетают, полетают кругами и садятся на воду. А тут снова – ух! бах! – грохочут и валятся в воду льдины. Птица опять в воздухе. Крутились и над моим шалашом и к чучелам подсаживались. Я почти не спал, думал, может, удача будет, и радовался, что повезло – меня бы там, возле льда, просто раздавило бы с лодкой вместе.