Ольга Апреликова - Горькое логово

Потом начались остановки у пригородных платформ, за грязными стеклами стемнело до черноты; он соскучился и захотел спать. Черные дрожащие окна отражали друг друга и зеленые стены в бугорках узоров. Ему ничего не грозит. Пока золото внутри, пока он слышит зов – люди его не замечают, это уж проверено тысячу раз… Можно подремать. Он и подремал, потом вдруг очнулся от скользящего скрежета дверей и проводил глазами вошедшего большого парнишку в заснеженной куртке. Почудилось сквозь дрему, будто тот едва заметно улыбнулся. Но в этом не было ничего опасного. Странно лишь, что этот парнишка его заметил…

– Ну, проснулся?

Он не испугался. Поднял голову, морщась от боли в задеревеневшей шее. Тот мальчик, большой, снял руку с его плеча, сел напротив

В старом вагоне пусто. Глубокая ночь, и вагон, дребезжа, едет сквозь нее, оставляя по сторонам далекие огоньки. Чувство Пути никуда не делось. Светильники на потолке все такие же золотые. Зов тихонько ноет в сердце. Какой этот чужой мальчик – красивый? Нездешний. Глаза какие. Цвета орехов, с веселой золотой блесточкой внутри. Чем-то свежим пахнет… И он совсем безопасный. Добрый и даже будто знакомый. Свой? Он спросил:

– Ты кто?

– Гонец, – почему-то вздрогнув, он смешно приподнял брови. – А ты малыш совсем. Ведь проспал бы сейчас все на свете. Не зря я решил тебя встретить.

Старинное слово «гонец» очаровало волшебной истинностью, и захотелось мгновенно поверить во все, что он скажет; да и вообще – кто бы это мог решить его встречать? Сказка. Или – Путь.

– Я пойду с тобой, – он нечаянно зевнул. – Ты совпадаешь.

Он и сам до конца не понял, что хотел сказать. Но гонец – понял:

– Ведет Путь?

– Да, – он узнавал в этом невозможном разговоре что-то долгожданное.

Еще никогда не встречался никто, кто вот так сияюще произнес бы слово «Путь». В пустой тихоходной, дребезжащей от старости электричке становилось все больше золотого света и все меньше оставалось реальности. От мальчишки и пахнет-то не просто чем-то свежим, а южным, морским, солнечным – нездешним. Мальчик застегнул куртку:

– Не хочешь вернуться? Пока не поздно? Состав дойдет до конечной станции, а утром поедет обратно. И ты вернешься. А?

Он молча помотал головой. Обратно?

– Нет, – сердито сказал он. – Не могу больше так жить.

– Я вижу, – кивнул мальчик. – Ну, пойдем.

Поезд замедлял ход. Поднявшись, он увидел встрепанного, по плечо гонцу, жалкого себя в черном окне напротив. Синий огонь в черных провалах глаз и маленькая фигурка. Надо скорей расти, скорей стать сильнее. Вагонная дверь, скрежеща по пазам, захлопнулась за спиной. Огни незнакомой станции, тормозя поезд, косо протягивались по стенкам тамбура.

– Не передумал?

– Нет, – ответил он, и опять получилось сердито. И нетерпеливо.

С шипением разошлись створки, и в душную тьму пахнуло чистым холодом. По решетчатым ступенькам они соскочили на белый безлюдный перрон, и тут же, смыкаясь, прошипели двери и с гудящим грохотом поезд двинулся дальше, ветром с тяжелых колес сметая снег по краю платформы. И стало тихо. Тут пахло зимой и чем-то настоящим – снегом и дымом? Знакомым. Его слегка знобило со сна и вагонного тепла, и, проводив глазами красный огонек на хвосте электрички, он растерянно посмотрел на гонца:

– Куда теперь?

– Угадай сам, – предложил тот.

Он посмотрел на блестящие широкие рельсы, прислушиваясь к чутью Пути, и почти сразу показал в правый край платформы, где светил золотистый одинокий фонарь:

– Туда!

– Да, – гонец чуть улыбнулся. – Меня зовут Гай.

– А меня – Сташка. Ну, или – Сташ.

Он ждал удивления, ждал вопроса насчет этого несуразного и старинного имени, но гонец и не думал переспрашивать, будто это редкое имя «Стахий», то есть «Колос» на каком-то древнем языке, ему понятно. Он был первым, кто не удивился этому имени. И оно сделалось настоящим, уместным. Своим. Что-то в нем совпало, сложилось, как головоломка, и мгновенно срослось. Он даже подумал о себе: «Я – Сташ». Ему стало хорошо и странно легко на душе. Раньше он даже не сразу вспоминал, как его зовут, или злился, когда надо было пояснять, что это за имя такое.

– Не называйся пока так, Сташ, – помедлив, посоветовал Гай. – Никому не говори.

– Почему?

– А мне показалось, ты все понимаешь, – разочарованно хмыкнул гонец.

Сташка рассердился:

– Нет. Не понимаю. Так иду. На инстинкте. Как… Как перелетный гусь. Ну и что. Если больше ничего нет, сойдет и инстинкт. Зов же все равно – как компас.