Ник Крамов - Терминал

А этот ничего, старается. Что-то про Россию и Финляндию. Титры внизу экрана на латинице, но складываются в какие-то странные звукосочетания. То ли немецкий, то ли еще какой. На экране тем временем опять говорят непонятно, титры исчезли, а картинка – Хельсинки, центральный вокзал, ну да, точно он, я там был, и не раз. Язык титров, похоже, финский, вот что, где еще так много повторяющихся гласных… И непонятный язык, на котором периодически говорят, тоже, скорее всего, финский, уж больно напевный, похожий на эльфийскую речь из «Властелина колец». А когда говорят на английском, это дублируется финскими титрами. Логично. Теперь главный вопрос: ГДЕ Я?

Осваиваюсь, с трудом верчу головой. Тело как будто не мое, движения даются с трудом и некоторой задержкой.

Типичная больничная палата на одного человека, ничего лишнего. Сажусь с усилием, видимо, лежу тут достаточно долго. Качает. Упираюсь руками, чтобы не упасть. Руки как не мои. Последний раз в больнице был ой как давно, больше двадцати лет назад, в военном госпитале. Помнится, в кинофильмах к спинке кровати всегда прикреплена карточка с историей болезни. Хорошо бы, чтобы и здесь такая была. Шаги, близко, дверь открывается. Кто это не вижу, так как уже упал на спину и закрыл глаза, делаю вид что сплю.

Ползу по кровати. История болезни очень нужна, не ознакомившись с ней, вступать в контакт с аборигенами совсем не хочется. Качает и тошнит, как после алкогольного отравления, только в отличие от него голова соображает, впрочем, у меня она и после алкоголя хорошо соображает. Или не отравления, после хорошего нокаута человек тоже не в себе, неделю ключом в замочную скважину попасть не может.

Дверь, шаги, шуршание одежды, набор номера на мобильном телефоне. Женский голос мелодично говорит на финском (как я сразу его не узнал, ведь сотни раз слышал!), молодой голос, приятный. С негромким стуком кладет что-то недалеко от меня (телефон?), проходит в сторону окна, к двери, опять к окну, замирает на минуту, потом, видимо в ответ на реплику из коридора, резко выходит и закрывает за собой дверь.

Открываю глаза, теперь это удается легко, поворачиваю голову. Прикроватная тумба, что на ней – не видно, высокая. С некоторым трудом сажусь. Смартфон. Это удачно, только куда звонить? Домой? В консульство России? – Здравствуйте, я только что очнулся в этой стране, кстати, это точно Финляндия? – Не вернете ли меня на родину, я вообще-то ваш гражданин, но как попал сюда – не помню. – Да, уже лежу в больнице. – Нет-нет, не в психиатрической, хотя не знаю, не уверен… – Да, спасибо, вам тоже хорошего дня и не болеть…

И да, что там с карточкой больного, висит она на спинке кровати или нет?

Висит, но из написанного не все непонятно. Точнее, ничего не понятно – латиница. Меня зовут Олле Густавссон?! Тридцать четыре года. Из Боргхольма. Надеюсь, это далеко и родственники сегодня навестить меня не придут, они-то, может, и будут рады, но я еще не готов их принимать. С учетом современной международной обстановки, где любой русский – потенциальный агент Москвы и лично Путина, лучше пока никому не говорить кто я. Помолчу, пока не решу, что делать дальше.

Ну и рожа! Изображение с фронтальной камеры смартфона показывает мужественного блондина с крепким подбородком и голубыми глазами. Типичный скандинав, женщины таких любят. Только слюни вытереть, а то продолжают подтекать. И чем я, интересно, болею? На русском хоть понятно где заканчивается латынь и начинается описательная часть, здесь же все на латинице. О, у меня же смартфон есть! Загоняю название болезни в Гугл переводчик. Язык перевода – русский. Вот удивится медсестра или чей там это смартфон, если увидит в истории браузера эту страницу.

Итак, у меня полная амнезия, спровоцированная психологическим фактором, а именно тяжелым эмоциональным потрясением, характеризуемым расстройством пространственно-временных показателей. Ничего себе диагноз! Наверняка подвинулся рассудком, когда наперегонки с соседями искал русские подводные лодки в акватории родного острова. Читал как-то одного шведского публициста, имени не помню, но книга называлась что-то вроде «Идет медведь», ну или похоже, так он писал, что в стране сложился целый культ, народ с детства регулярно ищет российские подлодки. Власти регистрируют тысячи заявлений рядовых шведов о том, что они «видели субмарину». За много лет ни одной лодки так никто и не нашел, но народ не отчаивается, ищет. Так что не удивительно, я бы тоже подвинулся головой в таких условиях.

Читать дальше