Павел Северный - Связанный гнев

– Курите лишку.

– Без табака трудно. Скверная, но закоренелая привычка.

– Опять же, кашляете.

– Кашляю, и, по мнению докторов, – нехорошо. Вы лучше скажите, что заставило вас обо мне вспомнить?

– Я вас никогда не забывал, Семен Семенович. Чать, это вы оказались для меня поводырем. Объявился в Екатеринбурге – и к вам. Но осмелился побеспокоить после того, как в Верх-Исетске не нашел никого из товарищей.

– Чего захотели? Завод после забастовки жандармы лихо перетрясли. Больше шестидесяти человек посадили на романовские хлеба за решетки. Из марксистского кружка, которым я руководил, на свободе, кажется, только один вы. Но имейте в виду, что вас искали с упорством. До сих пор не понимаю, как это вы избежали ареста!

– Верно, что чудом ушел от лап охранки!

– Был даже слух, что вас пристрелили в Лысвенском заповеднике. Видя вас сейчас перед собой, рад, что слух оказался глупостью. Да, время бежит, Бородкин. После вашего исчезновения прошло более полутора лет. Между прочим, ваш приятель Егоренко…

– Где он?

– В Сибири. Сослан на пять лет.

– Вот счастье, что жив мужик! Ссылку перетерпит да еще смелее станет.

– Где скрывались?

– Сначала у товарища в Мотовилихе, потом перебрался в Самару, а из нее был послан в Питер.

– Кем посланы? – спросил Поздняков и, выйдя из-за стола, плотно прикрыл створу двери.

– Партия послала.

– Понимаю. Чем в Питере занимались?

– С весны шестого года распространял по заводам газеты.

– Какие газеты?

– Сначала «Волну» и «Вперед», а потом «Эхо». Мне здорово повезло на этой работе. Представьте, посчастливилось повидать и даже поговорить с Лениным.

– Встречались с Ульяновым?

– Встречался и много раз. Владимир Ильич частенько бывал в редакции.

– Интересно, очень интересно. Просто удивительно. Вот и обо мне не забыли.

– О чем говорите, Семен Семенович? Как мог забыть вас! Вы же путь в партию указали.

– Большевиком стали?

– Большевик! Разве мог не стать им после встречи с Лениным! Расспрашивал он меня про наши уральские дела в пятом.

– Так. – Поздняков, сняв пенсне, шагая по комнате, долго протирал платком его стекла. – Стали большевиком? Не буду скрывать, что слышу об этом с прискорбием.

– Разве сами?..

Поздняков перебил Бородкина, повысив голос:

– Нет! Я верен Плеханову! Да, батенька, верен!

Наступило продолжительное молчание. Поздняков выпил из стакана остывший чай, закурил папиросу, прислонился спиной к печке. Бородкин сидел неподвижно, окаменев от признания Позднякова. По его спине пробегали мурашки озноба. Он был доволен тем, что не до конца откровенничал о своей работе в Петербурге. Поздняков заговорил полушепотом:

– Неужели думали, что я так легкомысленно поверю революционным фантазиям Ульянова? В моем понимании он всего-навсего – мечтатель, возомнивший себя способным создать свою партию. Как он называет ее – партия нового типа? А знаете, что насторожило меня против его идей?

– Что именно? – холодно спросил Бородкин, все еще не в состоянии справиться с охватившим его волнением.

– Уверенность Ульянова в силе рабочего класса. Он же уверен, что только рабочие способны стать вершителями русской революции. Это же утопия! Я оказался прав. Ульяновская самоуверенность стоила русской революции большой крови. Разве допустимо даже мечтать, что революция будет совершена руками рабочих без опыта, без мудрости интеллигенции? Только фантазер может лишать нас права на первенство, на главенство в свершении революции. Сказанное мною подтверждают события московского восстания, где рабочие показали себя не очень достойно, хотя были храбры и пролили совершенно напрасно кровь.

– Вините в этом рабочих?

– А кого же прикажете обвинять в провалах московского восстания?

– Меньшевистское руководство петербургского Совета, не оказавшего нужной и достаточной помощи. Троцкий и Хрусталев главные виновники восстания. Разве не по предложению Ленина Центральный комитет отдал приказание московскому комитету прекратить вооруженную борьбу, когда стало ясно, что перевес оказался на стороне царского правительства? Меня трудно обмануть. В то время я был в Питере.

– Да! Рассуждаете совсем по-большевистски.

– Горжусь, что хватило ума понять замысел Ленина о грядущей революции.

– Да будет вам! О какой грядущей революции помышляете? После такого сокрушительного разгрома ее первой попытки! Когда ожидаете новую революцию?