Владимир Черногорский - Мун крекерс

Фотограф Анастасия Владимировна Герасимова

© Владимир Черногорский, 2019

© Оак Баррель, 2019

© Анастасия Владимировна Герасимова, фотографии, 2019

ISBN 978-5-0050-8702-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Действующие лица

– Господин Обабков, bonsoir! Вы позволите?

– Батюшки мои! Прошу вас! Какая встреча! Рад, рад, что, наконец, заглянули. Как вы? Как матушка ваша?

– Благодарствую. Шлет поклоны. Здорова как лесная нимфа. Что ей сделается…

– Прекрасно! Входите же, что вы встали? Располагайтесь со всем удобством!

– На улице grande pluie – будто из ведра хлещет. Я вам затопчу все ковры.

– Ой уж, право! Чувствуйте себя дома. Давайте, давайте! К камину. Располагайтесь. Да снимайте плащ! Вот же мука! Мишенька, голубчик, неси нам водку! Вы не против?

– Будьте любезны. А ведь я, mon cher, к вам по такому деликатному обстоятельству… Уж вы только не откажите. Ваше великодушие всем известно.

– В чем же, собственно, дело? Вы знаете, я весь ваш.

– Вы только и можете мне помочь, Лев Петрович. Обещайте!

– Но, мой друг… Ежели это не в моих силах, я перед вами буду в полном конфузе. Stupideposition, как есть position stupide

– Что вы, право! Не стал бы я вас о таком просить. Есть у меня, Лев Петрович… одна знакомая…

– Ай-яй-яй, мой друг. Уж не собрались ли вы жениться?

– Сдурел, что ли?! Я-то?

Обабков дернул головой и проснулся.

– А?..

– Ты, Петрович, свои греховные сны на меня не распространяй. Все же я при сане.

Филон сидел на куске брезента, очищая перочинным ножом сосиску. За худым забором в небо уходила ракета.

– Вона, скока тепла в трубу, а тут насущную жарить не на чем, хоть траву жги, – сетовал монах, глядя вслед космонавтике, – Ой ты степь широкая, степь раздольная… Занесло же нас, ситный друг!

Обабков встал из травы, обалдело глядя на бивуак. Слева шел сетчатый в три метра забор с «колючкой», справа насколько хватало глаз золотилась степь. Напротив – монах Филон в пыльной, как чердак, рясе неодобрительно разливал в стаканы мутноватую жидкость, отдающую керосином. Теплый горьковатый сквозняк теребил выжженную траву, дул в уши, сбивал с фарватера пчел. Где-то далеко громыхало.

– Вот так сильвупле… – промямлил пенсионер, приходя в себя ото сна.

– Полное, я вам доложу, с бантом и дудкой, – поддержал монах. – На вот, себе берег. Испей, закуси сосиской. Вижу, тебе нужнее.

В небе пыхнуло. Обабков инстинктивно пригнулся. Бодрый духом Филон лишь глянул из-под бровей:

– Разгонная отделилась. Полет нормальный.

Лев Петрович перекрестился, затем принял у монаха стакан, сосиску, выпил и закусил, не заметив вкуса. Язык будто обложили ватой.

– Что-то мне такое приснилось, Филон – будто я помещик и живу в Петербурге.

– Классовый разложенец! – отрубил монах, разливая.

– Да уж, странно, странно…

***

– Так, старики-разбойники! Документы есть?!

– А?..

– Чо?..

– Документы, говорю, есть у вас? Тут объект известно какой – секретный, а вы разлеглись как псы от ломоты. Проследуйте! Без вещей!

Над сухой полынью возвышался детина с загорелым лицом и кулаками фантастического калибра, коими, конечно, монаха не положить – сам с такими, а вот Льва Петровича – в бланманже с одного удара. Как только подошел незаметно, такая дылда?

– Сын мой… – начал было Филон.

– Хоть сын, хоть пращур – ты мне зубы не заговаривай! Оба встали – и пошли разом! Будем вас, деды, разъяснять. Эй, Бахыт!!! Ходьсюды!

Рядом за плоским холмиком оказалась целая команда краснознаменных во главе с сержантом Бахытом – сыном степей. С жужжанием выполз «газик», крытый брезентом, подъехал, подмигнул лампой.

– Принимай нарушителей, я пешком. Смотрите у меня! Не шалить.

***

– Спишь?

– Неа.