Владимир Черногорский - Мун крекерс

– Как мы так, а?

Обабков пожал плечами, затем понял, что его в темноте не видно, добавил тяжко:

– Хрен знает.

– Вот те и всезнающий хрен! Замели нас, как тинэйджеров после рейва.

– Чо? – не понял пенсионер.

– Закрыли, говорю, ни за что.

– А…

– И ведь как ловко подошел, ититтвою, этот лейтенант! Змеей подкрался.

– Профессионал, – добавил Петрович, лишь бы что сказать.

– Во-во. Космонавты… Понастроили тут!

– Думаешь, там есть кто-нибудь?

– Где? – не понял монах. – В коридоре? Ясное дело, есть – топтун с винтовкой.

– Да не. Там, в космосе, на других планетах, есть кто?

– Как не быть? Мы же есть, а там чем хуже? – веско сказал монах, слез со шконки, подошел к двери, несильно пнул.

Послышались шаги в коридоре, отъехала железная створка:

– Что шумим?

– Чаю принеси, отрок. И свет включи. Видишь, люди солидные. Кости стынут.

Караульный округлил рот, но ничего не ответил. Щелкнул выключателем. Пошел за чаем, стуча подметками.

На шпионов старики походили как слон на утку, гарнизон им сочувствовал, но команда прошла от главного: до выяснения, японских диверсантов держать в ежовых, и чтоб ни-ни! Почему «японских», никто не спрашивал – начальству виднее. Только шустрый на язык старшина Егоров тайно каждому сообщал, что, по всем статьям, шпионы-то польские, а командир дурак.

Выпили, молча, чаю, вернули кружки, оправились. В камере погас свет. За окошком размером с тыкву чернела все та же ночь с голубой звездой, застрявшей между решеток. Обоим казалось – минуло суток трое.

– Может, еще чаю? – спросил Петрович.

– Наглеть не станем, а то потом не дадут.

– И то верно. Спать?

– Давай.

Не успели лечь, как снова вспыхнула лампа в железной сетке. С грохотом отошел засов.

– На выход! Оба!

Старики с испугом переглянулись.

– В расход, что ли?

– Там скажут. Быстро!

В большой душной комнате, куда их привели под конвоем, из мебели – только стол с вертушкой и засиженный мухами шкапчик. Ни стула, ни табуретки. На плакате, прибитом к стене гвоздями, скуластая морда, желающая примерить противогаз, с надписью: «За тридцать секунд или никогда!»

Вторая, такая же до деталей, словно с нее писали, висела над разъятым воротничком форменной рубахи с нашивкой неизвестной породы. «Воистину, если Господь захочет, что б ты умер, он выберет самый надежный, а порой и самый причудливый способ…» – едва подумал Филон, как:

– Эти, что ли? – обратилась морда к кому-то, кто, видимо, стоял за спинами арестантов, решивших не делать лишних движений.

– Эти, товарищ генерал!

Оба чуть не подскочили в штанах. Обабков испытал горячий прилив патриотизма и желание помочиться. Филон сильнее задышал в бороду.

– Вот что, значит… – морда подошла ближе. – Партии нужны добровольцы.

Повисла пауза. Арестанты соображали, как они соотносятся с партией и к каким жертвам готовы ради нее. Обабков пришел к выводу, что сочувствует, но жертвовать не намерен. Филон, всегда готовый к смертному бою, в свою очередь никак не клеился к партии. Когнитивный диссонанс, короче, первостатейный.

– Амнистия. Ящик тушенки. Государственная награда, – продолжила морда, прибив арестантов взглядом.

– Ну а если…

– Барак на Новой земле. Тюленей дрессировать. Пожизненно.

– Когда?

– Через два часа.

– Готовы, – враз ответили добровольцы.

– Караульный! Веди говнюков к майору, на инструктаж.

У товарища майора болел зуб.

Точнее, – ныл. Болеть он не мог, так как его удалили еще до призыва в ряды вооруженных сил. С тех пор зловредный премоляр напоминал о себе в самые неподходящие моменты и без того нелегкой службы выпускника артиллерийского училища. Собственно, из-за него – гаденыша – лейтенанта Анатолия Барсюка и перевели на кадровую работу. «На хрена мне такой наводчик?! – взревел комбат, увидев на тренировочных стрельбах молодого офицера с укутанной в старушечий платок щекой, – То косоглазого пришлют, – молотит все подряд, то еврея… Армия вам не зоопарк!»

Медкомиссия, не найдя «болючей» улики, квалифицировала случай как «воспаление хитрости» и рекомендовала Толика в органы. Но и там молодой офицер надолго не задержался. Проработав нелегалом около двух лет, мистер Анатоль примелькался в среде дантистов – его выдавали топорные металлические коронки – и начальство было вынуждено отозвать подающего надежды – «хитрожопого» – разведчика.

Уже в звании капитана, Барсюк отыгрался на военном космодроме. Вечно кислая рожа руководителя спецотдела №13 как нельзя лучше подходила на роль вершителя судеб кандидатов в отряд астронавтов.