Григорий Володин - Синий луч

Винер тяжело застонал, широко зевнул разбитым ртом и затих.

«А если кто-то избавился от нежелательного свидетеля своих действий в лагере?» Тропинии отчетливо припомнил лицо переводчика: сперва растерянное, а потом суровое, размышляющее над ответом старика. Переводчик не донес коменданту о его выкрике в ответ на речь агента американской металлургической компании, которым удалось сорвать клеветническую агитацию. Суровая складка легла у рта Тропинина.

Лежащий на полу Винер снова застонал, попытался подтянуть руку к лицу и не смог, бессильно уронив ее на цементный пол.

Тропинин повернулся, прильнул к кружке, прикованной цепью к стене, набрал в рот воды и, подойдя к Винеру, брызнул водой в его разбитое лицо. Потом, опустившись рядом, стал приводить его в чувство.

Июль — вершина лета. Дни бесцветные, вылинявшие от жары. А закаты — розовые. И все из-за легкого, почти прозрачного тумана, поднимающегося над спокойным и плавным здесь Донцом. Длинные косые лучи заходящего солнца не пронизывают насквозь легкого покрывала, повисшего над рекой, а ласково скользят по поверхности. Когда солнце садится, туманы густеют и в вечерних сумерках горожанам кажется, что у стен их города течет белая река. Полноводная, широкая, она заливает прибрежные зеленые тальники, пробирается меж стволов лип, и чудится людям, будто уже и пышные вершины лип поплыли куда-то вдаль. Вот скрылись из глаз дальние, уже смутны очертания ближних, и в сердце невольно закрадывается тревога: не уплывут ли пахучие липы с берегов Донца? Увидим ли мы их завтра?..

Напрасны тревоги — это пришла ночь. Теплая, необыкновенно звонкая и звездная. Короткая.

Еще не успела осмотреть свои владения стремительная в полете ночная сова, а уже по небу заскользил рассвет, и задорный зяблик с вершины могучей ольхи увидел восходящее солнце и запел. Песней разбудил он ярко-желтую иволгу, и она заплакала. Стараясь утешить иволгу, заворковали горлинки, на помощь им поспешили синицы, чижи, береговушки, даже дятлы застучали веселее. И лес запел. Весь он — от края до края — песня, гимн солнцу!

А река кипела туманом у берегов. Белые облака вырывались из-под круч и спешили навстречу друг другу. Столкнувшись на середине, они весело клубились, ворочаясь, как расшалившиеся дети. А когда солнце, поднявшись выше леса, взглянуло на левый берег реки, он вспыхнул сине-зеленым огнем и потух; туманы отступили, и вдоль белого песка затемнел извилистый ручеек — воды Донца. Ручеек побежал вниз, исчез в тени широкого дуба, где притаились туманы, и появился за ними, как родник из кручи, несмелый, будто оглядывающийся. Еще чуть-чуть приподнялось солнце над вершинами лип, и речные туманы зарделись. Утро, шагнув через реку, вошло в городок Крутые Горы.

В такое утро на крыльцо дома с большой стеклянной верандой быстро вышел коренастый подросток. Секунду постояв, он резко обернулся к Донцу, широко открыл глаза и восхищенно улыбнулся, увидев розовые туманы над водой.

— Мама, мама, посмотри! — закричал он. — Скорее, мама!

В двери показалась моложавая женщина в халате. Она подошла к сыну, обняла его за широкие для юноши плечи, заглянула в черные, радостно блестящие глаза и засмеялась.

— Саша, ты каждый день видишь это и не перестаешь восхищаться.

— Мама, так это каждый раз по-новому! Вот вчера тот куст боярышника поймал облако тумана и спрятался в нем, — паренек улыбнулся. — А сегодня все вокруг в тумане, а этот куст, как остров посреди розового моря. Похоже, мама? — Сын ласково потянул мать за руку, тихо попросил: — Пойдем к реке.

Пригибаясь под ветвями деревьев, они быстро спустились к берегу. Саша взглянул на уплывающие в лес туманы, на синий Донец, вслушался в пение птиц на левобережье, тихо сказал:

— Мама, я поеду туда.

— Ты не завтракал, Саша!

— Я скоро вернусь, — и, видя, что мать согласна, прыгнул в лодку. Сильным движением оттолкнулся от берега и, загребая веслом то с одной, то с другой стороны, заторопился к далеко белевшей косе.

— Саша, ты недолго! — закричала мать, любуясь сильными и ловкими движениями сына.

А он, наверное, и чувствуя на себе этот взгляд, и от избытка сил и захватывающей душу красоты наступившего утра, в одно мгновение сбросив майку, взметнулся в воздухе, вскрикнул радостно:

— Хорошо! — и с шумом исчез в воде.

По ровной глади реки заторопились маленькие волны, широкими кругами разбегаясь от места, где скрылся Саша. Сын так долго не показывался из воды, что мать забеспокоилась. По реке грустно плыла лодка. Наконец-то, далеко-далеко, почти у самой песчаной косы, вымахнул в солнечные лучи бронзовый от загара юноша. Мать облегченно вздохнула и, часто оглядываясь, пошла к дому.