Георгий Хлусевич - Гоп-стоп, битте!

Он, возможно, и восстановил бы утраченное гастрономическое ощущение, глотая отдающую посудной тряпкой кислую баланду, но всмотрелся повнимательней в содержимое алюминиевой миски и обнаружил, что серо-черный комочек — не перец.

У перца не должно быть ног и крылышек. Нишьт гут!

Михаэль не знал, как нужно вести себя в подобных случаях. Не потому, что позабыл азы этикета. Это было бы очень даже кстати — позабыть немецкий больничный сервис, уровень медицинской помощи, организацию буржуазного здравоохранения и правила поведения в обществе развитого капитализма. Иначе он просто умер бы от огорчения, вспомнив, например, как в больнице Мариенворт, где дедушке завязывали бантики на геморрагических узлах в интересном месте, он своими глазами видел на стене палаты недельное меню из четырех блюд на каждый обед.

А если бы он вспомнил, какой первый вопрос задают поступающим на стационарное лечение в клинике Диакони (дедушке там оперировали простату), прежде чем умереть от досады, он покалечил бы весь обслуживающий персонал. Ну, пусть не покалечил — это слишком, а максимально громко поведал бы окружающим, что в клинике Diakonie, как, впрочем, и во всех других больничных стационарах, интересуются в первую очередь вероисповеданием пациента, дабы, упаси Господи, не накормить нечаянно свининой ортодоксального иудея или правоверного мусульманина.

А надоедливых диетологов он и вспоминать бы не захотел, поскольку достали дедушку вопросами: «Сколько булочек он желал бы иметь на завтрак». Как будто бы они не знают, что старый кавалерист не употребляет сдобу по принципиальным соображениям.

Пшеничные булочки вызывали у деда непробиваемый запор.

Михаэль отодвинул от себя миску, встал из-за стола и направился к выходу.

— Сядь на место, идиот, — приказал высокий, странно узкоплечий санитар Хидякин.

В раннем детстве Хидякин был белобрыс и бледнокож. Он мечтал о бронзовом загаре, но из-за недостатка меланина его неоднократно облезшая кожа к концу лета приобретала мясной цвет. Ежедневное посещение солярия зимой тоже не приносило желаемых результатов. Худое тело упорно отторгало ультрафиолетовые лучи, но лицо охотно воспринимало обедненный спектр и становилось странно желтым, как у больного гепатитом.

Он — студент-медик — так комплексовал по поводу своего телосложения и цвета лица, что сам не заметил, как от зависти к нормально сложенным стал мизантропом.

Будущий доктор упорно пытался накачать мышцы — не получилось, и тогда он возненавидел всех мускулистых. Плохо сложенных ненавидел еще больше, потому что они своим видом напоминали ему о его физическом недостатке.

Желтолицый втайне мечтал доказать всему человечеству, дескать, худой, да посильнее вас коренастых буду. Мечтал и отрабатывал удары на душевнобольных.

Бил не всех, но все знали, что он может сильно ушибить каждого, а если и не ушибить, то пребольно ткнуть длинным ключом под ребра. Весь ужас состоял в том, что санитар Хидякин был абсолютно непредсказуем, а потому — тайно ненавидим запуганным им контингентом.

Всех без исключения сотрудников называли по именам и фамилиям, и только одному Хидякину придумали кличку Желтый Санитар.

Он знал, что его боятся, знал, что он практически безнаказан, и это ощущение безнаказанности, а главное, власти над беззащитными обитателями больницы было сладко, как оргазм.

Желтый Санитар знал точно, что во избежание синяков и кровоподтеков нельзя бить по лицу — и бил в основном по корпусу. Знал, что нельзя бить шизофреников — могут нажаловаться профессору Минкину. Он вообще не любил шизиков, ибо они умнее нормальных, а следовательно, паскудней. Если и бил «раздвоенных», то лишь тогда, когда те находились в состоянии аутизма — ухода в себя. Его лупишь, а он о чем-то напряженно размышляет. Красота!

Нежелательно было колотить маниакально-депрессивников. Вернее, не так, в стадии маниакального возбуждения бить можно: им, дуракам, так весело, что не обижаются, а вот в депрессивной стадии бить опасно. И без того понижен фон настроения, и без того злобен и раздражен. Затаит злобу и нападет сзади. Псих, что с него возьмешь?

Можно, в принципе, поколачивать альцгеймеров с выраженной фиксационной амнезией и старикашек с сенильными психозами — забудут пожаловаться, но здоровьишко у них слабенькое, косточки хрупкие, ломкие. Не рассчитал силу удара — и сыграет в ящик. А у него может оказаться влиятельная родня. Лучше не рисковать.