Юлий Файбышенко - В осаде

В темноте глухо скрипели мажары селян, чавкала грязь под копытами лошадей. Банда Хрена обкладывала город. Батько, Охрим, ординарцы стояли на холме, прислушиваясь и угадывая во мгле движение тех или иных частей войска. Князев и Клешков, найдя ставку атамана, подъехали и пристроились позади. Кто-то во тьме прискакал, чавкая сапогами, полез на холм.

— Батько тут?

— Ходи ближче.

— Батько, подай голос.

— Хто будешь?

— С третьей сотни. Там наши хлопцы позаду оврага червонных накрыли. Двух узяли.

— Пусть приведут, — распорядился Хрен.

Связной молча зачавкал по грязи. Потом звук его шагов утонул в сплошном шорохе перемещения нескольких сотен людей. Ветром нанесло запах лошадиного пота и навоза. Ночь устанавливалась ясная, многозвездная. Прорезалась из-за облаков луна. В смутном ее свете стали видны кучки всадников, разъезжающих неподалеку от холма. Лес оставался сзади. Вокруг была степь, и по всему ее ровному раздолью мелькали неясные тени: группировались по сотням бандиты, уходили вперед секреты, коневоды стреножили коней. Когда тянулись к этим местам лесом, кое-где еще белел снег, здесь же вся степь превратилась в сплошную глинистую хлябь. Лошади и люди с трудом вытягивали ноги.

Привели пленных. Охрим, нагнувшись с лошади, стал их допрашивать. Топот и движение вокруг не позволяли Клешкову расслышать, что иные отвечали. Охрим вдруг привстал на стременах и резко махнул рукой. Один из пленных упал на колени, застонал. Конвоир сзади ударил второго. Тот тоже упал в грязь.

Князев приблизился к Хрену, подождал, пока к нему подъедет Охрим.

— Батько, — торопливо заговорил Охрим, — оба краснопузые брешут, что Кикотя раскостерили.

— Шо таке? — повернулся к нему Хрен.

— Ей-бо! Я их сек и уговаривал не брехать, но они уверяют, шо Кикотя разбили на болотах, шо привели пленных и шо по городу усю ночь шли обыски.

Хрен молча повернулся в седле и поскакал к оврагу. За ним, грузно топоча, помчались остальные. Клешков и Князев, шлепая по лужам, поехали следом.

У оврага перебегала бандитская цепь.

— Батько! — вполголоса окликнул чей-то бас.

Хрен подъехал и спешился. Впереди дрожали зыбкие огни городка.

— Батько, — сказал тот же голос, — тут перебежчик с отряду Кикотя, та я не верю.

Подвели человека. Хрен, за ним остальные — спешились.

— Батько, це я, Пивтораивана, — торопливо заговорил перебежчик, — узнаешь?

— Узнаю, Васыль, — мрачно буркнул Хрен, — откуда взявся?

— Забрали нас, батько. На болотах застукали. Пулеметами порезали на гати.

— Де Кикоть?

— Не могу знаты того, батько! Я в атаке був. Там и в плен взятый.

— Як тут оказался?

— Сбег. Воны до штабу нас вели, а я в сады, тай и сбег. Я город добре знаю.

— Ладно, — сказал Хрен, — ходи в третью сотню, кажи, шо я приказал одеть и вооружить.

— Дуже дзякую, батько.

— Охрим, — резко обернулся Хрен, — где эти… З городу?

— Тут, батько! — сказал Охрим.

— Узять пид стражу.

В несколько секунд Князева и Клешкова содрали с лошадей, обезоружили и плетьми подогнали к Хрену.

— Зрада! — сказал Хрен. Лица его не было видно в темноте. Только плотный силуэт в папахе. — Зрада! Продали моих хлопцев?

— А мы тут при чем? — заспешил Князев. — Мы-то при тебе были.

— Хто при мне, а хто и в городу, — сказал Хрен. — А зарез треба мне отходить. Большевики ждут, шо я сунусь, а я не сунусь. Будемо возвертаться, там и разберемся, кто и шо кому продал.

Клешков вздрогнул. Но тут же успокоился. Что они могли знать?

— Возвертаемся, Охрим, — приказал Хрен, — передай…

За оврагом, на склоне, где уже начинались первые дома города, вдруг грохнуло и просыпался беглый ружейный огонь. Потом заорали десятки голосов. По вспышкам было видно, что бой перемещается в сторону города.

— Шо таке? — спросил сбитый с толку Хрен.

— Там третья сотня, — раздумчиво сказал Охрим.

Подскакал всадник.

— Батько! Третья сотня взяла пулемет и гонит червонных!

— Охрим, — внезапно повернул голову Хрен, — а не морочат нам голову комиссары? Распустили слух, шо воны ждут, пленных подбросили, нашей людыне дали сбечь, шоб вин нам про Кикотя рассказав? Воны не хотят ли, шо бы мы опять у лес забрались? Га?

— Не знаю, батько, — проговорил Охрим.

В это время еще раз грохнула бомба и жарко запылал дом на окраине. В его свете было видно, как перебегает улицу пехота банды и как врываются на улицу первые всадники.