Михаил Полищук - Мы рядом!

А спор возник как будто сам собой,
когда все звери травки обкурились
и жизнь пошли чехлить наперебой.
– Ответьте мне, – изрек Бобер, —
что хуже: катастрофа или мор?
Или придурки, что водярою обпились?
И там хана и там большой капец
и алкаши устраивают вилы.
С какой струи скорей придет конец,
и кто-то скажет: «Все, приплыли».
Из-за кустов с бычком в зубах
на четвереньках с жутким перегаром
нарисовался пьяный Еж —
такое доставало, фиг сотрешь.
– Имею мнение свое о небесах…
– Ну вот, не страшен ли урод
в хмельном угаре…
– Ты сам, Бобер, дурбецел, твою мать,
и только в глюках понимаешь толк,
тебе ли рассуждать о христианстве?
– Какое христианство? – удивился Волк,
Короче, Еж, иди и дальше пьянствуй,
пока имеешь, чем бычок держать!
Медведь хлебало сделал кирпичом:
– Как самый мудрый я сказать хочу,
что «белочка» колючего взяла».
Тут голос тоненький раздался из дупла:
– Привет! А я-то здесь причем?
Сижу себе, тихонечко, торчу!
Вы лучше на Удава гляньте-ка,
кажись доползалась веревка с бантиком»
И в самом деле, тот лежал как труп —
ни выдоха, ни вдоха, ни движенья,
как брошенный изношенный тулуп,
которому сто лет со дня рожденья.
Еж, пьянь лесная даже просветлел:
– Уж, коль помер, в чем нет у нас сомненья,
то надо помянуть, чтоб было все по чести,
не то, не дай боги, зомбярою воскреснет
и будет всем нам светопреставленье!
– Я тоже «за», хотя он был гадюкой,
безногою, безрогою подлюкой.
Гонялся по лесу за мной с глазами бычьими,
но надо выпить, коль таков обычай.
– А ты бы, Мышь, вообще не суетилась,
двух капель хватит, чтобы ты свалилась, —
со знаньем дела усмехнулся Лис,
выпаривая в «ширку» антифриз.
– Двух капель мало, моя норма пять,
чтоб я могла попеть и станцевать…
– Вот дура, кто ж на поминках танцует?
Тогда еще и горько покричи…
– Ты, безусловно, ловок, поворотлив,
что та каналия хитер и изворотлив,
но глуп. И даже не ворчи.
Не понял ты, откуда ветер дует?
Что смерть тебе, то ей до сраки.
Вот, например, охотничья собака —
ведь Мышь ее ни капли не боится.
А ты? В какой из лап твоя душа,
когда борзая за тобою мчится?
Лев затянулся не спеша,
и сбил комаху со своих усов.
– Ей смерть Удава, что тебе навеки
спасенье от дурного человека
и его без меры кровожадных псов».
С натугой поняв, что кина не будет,
Еж, наконец, к сознанию вернулся.
– Да, жизнь свое расставит по местам,
бесхитростно расценит и рассудит,
кому остаться здесь, кому пора быть там…
И друг ваш не от водки завернулся».
Изрыгнув термоядерной смесью,
тот уполз допивать самогонку.
Свои пристрастья быстро взвесив,
выдав тихим писком «е-мое»,
Мышь бросилась за ним вдогонку.
Вздох облегченья вырвался не вдруг,
и это верно – каждому свое.
К чему хандрить от недоперепоя
и портить настроенье всем вокруг?
Чудесные друзья, прекрасный день,
марихуана высшего разряда…
а он несет о смерти хренотень.
Конечно, кто-то вылетит из строя,
а коль слабак, то так ему и надо.
…Вдруг что-то странное с небес
нет, не спустилось, а упало.
И то не ангел и не бес,
а черте что и что попало —
кривые клешни в модную топырку
сам круглый будто Винни-пух,
под щелками-глазами два фингала,
а вместо рта огромнейшая дырка!
Тут охватил зверей невиданный испуг —
кто мог летать, те пулей улетели,
бежал кульгавый Бегемот быстрей Газели,
Бобру вдруг стало не до философий,
пустых бесед и всяческих утопий,
икнул, чихнул и на прощанье
забылся в глубочайшем бессознаньи.
Ехидна в речку бульк от переляка,
она забыла, что не рыба, а Ехидна.
Попробовала плавать, как собака…
И вдруг ей стало горько и обидно,
что навсегда ее теперь не видно.
Землеройных с поверхности смыло,
на десять метров вглубь вонзило,
и вылезут трудяги-землекопы
где-то на окраинах Европы.
Что им бескрайние российские леса,
когда вверху такие чудеса?!
С дупла кишкой повисла Белка,
подкошенный дрожью противной и мелкой
Волк на колени быстро опустился
и также второпях перекрестился.
– Осанна бум!!! Спаси Осанна!!!
Сохрани бестолковую душу!