Марат Хисамов - Неоткрытые письма попадают в Рай. Или По ту сторону Опенрейта

Не повторяй этот опыт ради опыта, незачем ходить по краю без надобности. Обернется страданиями личности и провалами в бизнесе.

– Беги! Я их задержу! – кричит батя. Куда бежать?!

Рассекаю торсом воздух. Ночной, холодный. Пролетаю стометровый спуск от колхозного поля в сторону мелкоречки, еле касаясь ботами утоптанной дачниками дороги. Запах соломы, глины и рваной крапивы.

Шальная ветка по очкам чирк – сдирает их с носа, выгибая дужки оправы. Садовые домики со свистом мелькают по бокам как тени. Впереди до речки – заборы, крапива, огороды, ямы.

Глазами смотреть бесполезно – ночь да скорость не дают разглядывать и обегать препятствия. Вокруг все маревом плотностей – изредка узнавание мира проклевывает. Вижу только спиной и затылком – опасность с той стороны:

Врассыпуху мужики, которые только что тащили солому с колхозного поля. Батя стоит поперек себя шире, запрудил дорогу позади меня. Молотобоец, ёлы! Моряк тихоокеанского флота.

Крепкие парни выскакивают из кузова летящего по кочкам грузовика. Прыгает свет фар и будто слепит затылок, кругом мат! Верещат пойманные мужички, охают и валятся мешками после глухих ударов по ребрам. Охрана колхозная!

В голове пульсирует: речка по колено, да метра два вширь – не спасёт. Пронзаю береговой дачный участок насквозь и втыкаюсь ногами в дно речушки – хватаюсь правой рукой за крепкие стебли высоченной крапивы со стороны другого берега.

Рядом ухает с брызгами щуплый мужичок, его будто вжимает в воду. Замираем. Вода холодком заливается в боты. Лунный свет поигрывает в убегающих потоках. Оборачиваюсь в слух и нюх – растекаюсь по округе.

С пологого бережка накатывает волна криков, топота. Что-то много света, откуда свет? Как там батя? Чего не побежал тоже? Парни-то, небось, афганцы-интернационалисты в охране. Эх, попал!

Чую как по крутому склону слоями уложено: в полтора моих роста стена крапивы, за ней выше – малинник непричесанный, наверху картопляные кочки-рядки и забор слаботянутой промеж бетонных столбов сетки Рабица.

Дальше поле – золотых колосьев полоса шириной в полкилометра. И лесопосадка. Не добегу. Далеко и всё как на ладони. Куда школьнику удирать от безбашенных защитников социалистической собственности?

Проволочный забор садового хозяйства – это предел. Спасаться могу только здесь – под носом преследователей.

Если только…

Вдруг плеск! Мужичок, что рядом, вдоль русла двинул – вот гад! Как кит хвостом бьет, так мужик по течению прёт. Куда ж столько шума, гад!

Кустарник ближнего участка будто разрывает. Как два лося вламываются и ураганом приближаются, метая тени, долетая запахом крови.

Звуковой волной меня подхватывает и тащит вверх по крутому берегу сквозь крапивные столбы, колючие облака малинника, прокидывает через картопляну поляну. Ограда подхватывает проволками провислой сетки и, хлопнув как парус ветром, швыряет меня в пустоту как в стену.

Воздуха море над полосой хлебного поля. Света – как днем, даром что от луны. Эти полкилометра до леса непреодолимы. Пустота настолько плотная, что не проломить.

Ребра напитывает ноющим предчувствием, под солнечным сплетением что-то сжимается. Пропадает лес, пропадает поле, затылком вижу приближение…

Нее-е-ет – так не пойдёт! Разворачиваюсь к ограде и…

***

Выхватываю спрятанную за эспрессо-машиной килограммовую пачку кофе в зёрнах. Пальцы чуют перекат бугорков под плотной металлизированной упаковкой.

Пачка выдохнула духмяном из клапана – будто шилом проткнутой дырочки – и серебристым брикетом тяжелит ладонь.

Смотрю на этикетку, а перед взором еще клюет картинка экрана со статистикой смартреспондера – диаграмма активности подписчиков.

Бедовая картинка. Плохи дела. Думай, голова!

Достаю из столовых ножен тесак, срезаю угол упаковки. Воздух кухни вздрагивает от запаха жаренных зёрен. Давно не вкушал стоящий кофе и столько же не смотрел статистику по базе подписчиков.

Откидываю крышку бункера кофе-машины, опрокидываю пачку над емкостью – по пластику затарабанила сыпучая струя, а перед взором уже мелькают события лета.

Первый месяц с женой и дочкой исследовали гишпанские поместья на Мальорке: от живого уютного Bon Sol до старейшего на острове поместья-музея Els Calderers.

И за это время отправил всего 1 выпуск на 500 майлов – и то по просьбе Антона, не по моим мастырам.