Максим Велецкий - Несть

– Нет.

Эрнест Карлович повесил трубку.

Спустя три часа невысокая женщина в махровом халате наливала Игнатову белый чай.

– Я всё-таки не понимаю, чем Вы можете мне помочь. Я рассказала всё, что знала. И всё, о чем догадывалась. И полиции, и следствию, и прокурорам: они судились с братом за наследство свекра. У Толи были долги перед арендатором. Всё.

– Инесса, Вы действительно уверены, что я ничем не могу Вам помочь? – спросил Игнатов с интонацией заговорщика.

Она пожала плечами.

– Варианта всего два. Следователи их отработают, я думаю. Я надеюсь.

– Из меня плохой менеджер по продажам собственных услуг. Но у меня есть основания думать, что я смогу быть Вам полезным.

– Это из-за вкладки на компьютере? Вам сообщили опер а ?

– Не буду скрывать – да. Зачем же Вы искали то, что искали?

– Да просто они вели себя ужасно! Полиция еще ничего, а когда следователь приехал, то… Он приземистый, перекаченный такой – вообще не приступал ни к чему, пока не сделал себе два бутерброда. Хам. И дебил. Насвистывал какие-то мотивчики блатные. И это в такой момент! – ее голос сорвался на крик и перешел в слезы.

– Барабаш не меняется, – вполголоса произнес Игнатов, понимая, что рыдающая вдова не расслышит его слова.

– Я… я бросилась искать кого-то… кого угодно, кто не такой, как он!

– Почему же Вы сейчас передумали?

– Человек из прокуратуры был совсем другой. Очень вкрадчивый, щепетильный. Сказал, что надзор за следствием осуществляет он, а потому не даст этому… ну, который дебил – убрать дело под сукно. Так что…

Игнатов встал.

– Я знаю этого прокурора. Он профи. Но он долгое время жил с цирковым артистом – я бы не доверял человеку, которого использовали вместо батута. Вот моя визитка. Если буду нужен, звоните. Один вопрос задам. Откуда у Вашего мужа платок с вышивкой?

– Не знаю!

– Вы замечали в его поведении нечто странное? В последнее время.

– Нет, еще раз нет! Почему же вы все одно и тоже мусолите! Не знаю! Не знаю!!!

– Он не был членом какой-нибудь секты или политической организации?

– Никогда! Мой муж был совершенно аполитичным, глубоко верующим человеком, добросовестным прихожанином Русской Православной Церкви!

Она подняла на Игнатова заплаканные глаза.

– Помню… наизусть помню его любимое, – она с усилием сглотнула и начала читать тихим, сбивающимся голосом. – Новое чудо бысть: тойже бо Ангел явився святителю Илии, повеле ему дати сельце то на вселение ти и церквицу на молитву, еже и сотвори святитель абие. Сия поминающе, тако тя величаем. Радуйся, ангельски пожившая, радуйся, Ангела Господня узревшая. Радуйся, сладкия беседы его причастнице. Радуйся, яко и пред святителем ходатай бе о тебе. Радуйся, Ангелом и на всех путех твоих храненная. Радуйся, кровом крил его огражденная. Радуйся, не преткнувшая ноги твоея о камень гордыни. Радуйся, сего ради видения зрака ангельского удостоенная. Радуйся, яко явися ти…

Игнатов на последних словах начал тихо начитывать ей в унисон:

– …яко явися ти, иже зрит лице Отца нашего Небеснаго. Радуйся, не прогневльшая хранителя ничимже суетным и греховным. Радуйся, сего ради радостныя вести удостоенная. Радуйся, Евфросиние, невесто Христова всечестная!

Инесса вновь подняла на Игнатова заплаканные глаза, в которых читалось искреннее изумление.

– Побратаемся? – полуутвердительно спросил он.

Она медленно поднялась со стула и подошла вплотную к Игнатову. Они трижды расцеловались в щеки. После паузы он взял вдову за плечи и вкрадчиво спросил:

– Вы готовы поклясться всем святым, что Ваш муж был всецело христианином?

Инесса потупила взор и присела.

– Толя… да, почти… он только… были у вопросы. Чисто теологические. Но важные с толиной точки зрения.

– И какие же вопросы у него были к православному вероучению? – спросил Игнатов с нотками предосуждения.

– Ну, вот этот момент, например, насчет двух природ в Иисусе Христе… Теория диофизитства представлялось ему немного надуманной…

– У него были какие-то восточные корни? Из тех народов, которые монофизиты, а не диофизиты? Армянские, например?

– Нет-нет, дело тут отнюдь не в корешках, а как раз таки в вершках, – она дважды указала пальцем на висок. – Толя совершенно естественным образом пришел к осознанию, что догмат о двух природах Иисуса нелогичен…

– Но как же быть с формулой Халкидонского Собора? Человеческое и божественное во Христе нераздельны и неслиянны. Что же тут неверно, на его взгляд?