Жанна Курмангалеева - Фарватер

– Да, сэр.

– Чем тебе легче?

– Да чем угодно, но я привык к карабину.

Охотнику дали карабин. На его лице проскользнула еле заметная улыбка.

– Попадешь в клотик?

– Откуда?

– Да прямо отсюда.

Кид фыркнул и, прищурившись, высмотрел на грот-мачте несчастный набалдашник, небрежно перебросил карабин из одной руки в другую и, не глядя, выстрелил.

– Дюк!

Я протянул руку и поймал поверженный клотик, в центре которой было аккуратное, еще дымящееся, отверстие. Лейтенант присвистнул и хлопнул стрелка по плечу.

– Да ты, парень, не промах!

С тех пор это лестное имя “Не Промах” осталось за ним. Понятно, что его записали в стрелковую команду.

Моя же военморская жизнь началась немного по-другому.

Все были в кают-компании – ужинали. Я был на вахте, когда до моих ушей донесся крик командира, как всегда немного более громкий, чем все остальное.

– Поди, принеси мне трубку и табак из каюты, Жак, да поживей!

Я не придал этому значение. Послышались шаги, и на палубу вышел Жак – долговязый матрос с вечно хмуро наморщенным лбом. Он перешел шкафут и вошел в командирскую каюту. Через пару секунд дверь снова открылась, но вид матроса чем-то насторожил меня и я невольно посмотрел на него. Жак был занят запихиванием командирских денег в карман. Почувствовав мой взгляд на себе, он криво улыбнулся. Деловито засунув большие пальцы за пояс, сказал:

– Как дела, брат мой матрос?

– Ночного колпака захотелось, Жак? – с усмешкой спросил я, забухтовывая фал грота. Он помрачнел.

– Сколько тебе дать, чтобы ты держал свою пасть закрытой?

– Оставь деньги себе, на что они мне? – презрительно ответил я. – Все равно мне отсюда на землю не сойти, а тут мне вроде как все бесплатно дается. Ну а насчет моей пасти можешь не переживать, я предпочитаю помалкивать. Теперь советую тебе поторопиться – он и так не ангел, а твоя задержка и вовсе его взбесит.

Он поджал губы и покивал головой.

– Справедливо.

– Проваливай отсюда и оставь брата своего матроса с его закрытой пастью наедине, пока она таковой остается.

Как вы понимаете, я был не в духе тогда. Жак поторопился послушаться и бегом помчался назад в кают-компанию.

На следующий день, только мы встали и принялись за работу, как проклятущая каюта со стуком распахнулась и проклятущий командир громко провозгласил:

– На корабле завелся вор.

Как по команде все замерли. Я стоял к юту спиной, но чувствовал взгляд, которым он обвел палубу.

– Кто это сделал?

Все молчали. Не получив ответа, он что-то сказал нашему дракону и показал на меня. Все внимание обратилось ко мне, кровь отхлынула у меня от лица. Страшная догадка о том, что со мной сделают за воровство, мелькнула в голове.

– Нет, – прошептал я, бросаясь к нему. – Нет! Я не – да пусти ж ты меня! – я не виновен!

Я знал, что если я сейчас бухнусь перед ним на колени, то ублажу его самолюбие и он, скорее всего, отменит приговор. Страх подкосил ноги, но гордость дала мне приказ стоять ровно, пока я могу.

– Неужели? – спросил он, оборачиваясь. – Кто же тогда виноват? Ты был там тогда, ты должен был видеть.

Я бросил взгляд за его спину, где стоял Жак. Он стоял, не моргая, бледнее смерти. Я раскрыл было рот, чтобы выдать его, но запнулся.

– Я… не знаю, я никого не видел… Должно быть, я отошел на бак, было темно…

– Когда я обвинил тебя во лжи, спрашивая твой возраст, я был неправ, – нетерпеливо перебил он. – Потому что лжешь ты отвратительно. Говори имя, если ты не виновен.

Я опустил взгляд.

– Я не знаю, не разглядел.

– Сэр! – рявкнул он.

– Сэр, – покорно повторил я.

– Даю тебе последний шанс, Дюк. Или ты говоришь имя виновного, или этим именем будет твое.

В голове я произнес эти проклятые три буквы раз сто, из них пятьдесят собирался произнести вслух. Я снова взглянул на Жака. Он, думая, что я подчинюсь, смиренно ждал своего приговора из моих уст. В глазах щипало от детских слез бессильной ярости, но я сдержал их. Вцепившись рукой в планширь так, что побелели костяшки пальцев, я вздохнул и тихо, сквозь зубы, сказал:

– Я не знаю.

На мгновение губы командира исказились страшной ухмылкой, в глазах мелькнул недобрый огонек.

– Так вот ты каков, щенок…

Отвернувшись от меня, он торжественно прокричал:

– Вы сами видели, я сделал все, что мог, чтобы справедливость восторжествовала. Быть может, я сделал даже больше. Не может быть такого, чтобы командирские деньги исчезли сами по себе. Верно, Дюк? – он выразительно посмотрел на меня.