Алёна Тихонова - Ловушка затерянного времени

– Счастье переоценено. Оно не константа, на него нельзя положиться, – возразил Ра-Гор.

– Да, безусловно, но на него и ни к чему полагаться, его надлежит добывать, а затем – всеми силами удерживать. Счастье не падает с небес и не достаётся в подарок, оно – всегда труд, иногда очень долгий и кропотливый, где почти до самого конца не ясен результат.

Ра-Гор хмыкнул, мало впечатлённый риторикой Кайто.

– То есть, если личная собственность не имеет никакого значения, и прав у нас нет – я могу забрать ваш замечательный проектор, если захочу?

Ра-Гор уточнил это как бы между делом, обронил свысока. То ли он и впрямь не воспринимал Кайто равным, то ли умело притворялся, чтобы сразу поставить случайного, из милости подобранного спутника на место. Кайто, впрочем, не собирался принимать предложенные ему в ультимативной форме правила. Ещё чего, он и сам в этих играх всегда неплохо преуспевал!

– И если сможете. Да, безусловно. В этом всегда очевидное преимущество того, кто сильнее, к моему величайшему сожалению.

Кайто давно смирился с тем, что мир состоит из конкуренции, а такая банальность, как прямая и грубая сила – входит в список быстрых решений проблем. С теми, для кого лишь этот способ и доступен, Кайто научился общаться на их уровне, не ведая пощады, чётко и без сомнений. Сожаления да мечты о том, чтобы люди и все вообще разумные создания были хоть немного добрее и толерантнее друг к другу? Да, он отнюдь не был их лишён вовсе, но и отрицать реальность, пряча голову в песок от всего, что не по вкусу, не привык – даже ради достижения бледной тени такого итога им предстоит ещё работать и работать.

– Наша технология ушла далеко вперёд, так что я не заинтересован, но для вас это уникальное достижение. Вы мне весьма импонируете, вы рассуждаете несколько шире, чем большинство созданий вашего вида, – Ра-Гор склонил голову набок, Галактики, заточённые в недрах его ни на что не похожих тёмных, но невесть каким непостижимым светом сияющих глаз, померкли. – Прискорбно одинаковые. Каждый из вас познаёт окружающую среду и делится своими открытиями – и неизбежно обнаруживает, что они давным-давно устарели и никому не интересны. Толпа слишком зависима от себя же, легко подхватывает веяния, даже самые нелепые. Как галдящие наперебой птицы. Вашему же пониманию доступно чуть-чуть больше.

– Вы мне льстите, – фыркнул Кайто. Он отлично знал, что альмайя такое не умеют, не заложено в них, но и себя оценивал вполне здраво.

Будто оскорблённый в самых положительных чувствах и намерениях, Ра-Гор помрачнел, уже более тщательно выбирая аргументы.

– Зачем вам та закосневшая в невежестве и ложных увлечениях планета, с которой вы произошли? Зачем вам стадо полуразумных жвачных, способных лишь портить красками холсты да вздыхать по малейшему поводу?

– Не обесценивайте её лишь потому, что не понимаете. Эта планета полна жизни и ярких красок. Она очень дорога мне. Я люблю её белую звезду, люблю почти звенящий по утрам воздух и прозрачные небеса. А ещё там очень вкусные сладости. Гофра умеют радоваться жизни, как дети. Сначала они кажутся легкомысленными прожигателями и того короткого срока бытия, что им отведён, но понаблюдаешь – и восхитишься. Кроме того, у меня есть на Арделле кое-кто, находящийся под моей ответственностью. Я обязан вернуться.

– Это исключено. Мы не ходим в основные цивилизованные миры, там нас могут узнать.

Кайто криво усмехнулся.

– Вы принуждаете меня добиваться свободы всеми методами, что я сочту нужными?

На лице альмайя застыло выражение незаслуженной обиды. Точнее, не совсем обиды, а, скорее, того самого чувства, какое испытывает любой человеческий ребёнок, годами мечтавший о собаке, наконец-то купивший на кровно заработанные, с трудом накопленные, такие важные сбережения долгожданного щенка, и уже успевший напредставлять себе в ярчайших красках, как они станут товарищами не разлей вода, самыми близкими существами, кроме, разве что, родителей… А щенок взял, укусил за руку, да и сбежал. И ребёнок не понимает, что сделал не так, и почему питомец вообще проявил какую-то личную волю, он ведь лишь что-то, принадлежащее хозяину. Разве этот нелепый и смешной комок шерсти что-то может чувствовать, не чересчур ли большая это роскошь для того, кто обязан служить да развлекать? Мальчишке совершенно не ясно, что он пытался распоряжаться чужой душой, вовсе не заинтересованной в том, чтобы потакать его прихотям. Что там свои планы на жизнь, стремления, что, даже если мальчик не кричал, не отбирал еду и не делал больно – щенку он может просто не нравиться внешне, а голос – раздражать, и животное выражает протест.