Владимир Волкович - От любви до судьбы

– Прекратить!

И чтобы было более доходчиво, он подобрался, словно пружина и, выдернув из кучи одного, коротким сильным ударом свернул ему челюсть. Тот рухнул на пол. Боковым зрением заметил Кривого, который, как обычно, в нападении не участвовал, а стоял на стрёме. Но сейчас, видя, что Борис один, бросился к нему, в руке его что-то сверкнуло. Всего два шага отделяло их, Кривой взмахнул заточкой, но Борис неожиданно присел. Секунды замешательства бандита Борису хватило. Он рванул на себя руку Кривого и резко ударил, переламывая её. Кривой дико заорал от боли, заточка выпала. Борис подхватил обмякшее тело и ударил его спиной о деревянный угол нар. Потом швырнул, как мешок на пол к ногам уже поднявшимся от Луки уголовникам.

На миг наступила тишина, прервавшаяся топотом сапог. В барак ворвались охранники.

– Ну, как он?

Борис остановил лагерного врача.

– Пока плохо, он без сознания.

– А что там?

– Четырнадцать проникающих ранений. Другой бы на его месте давно в ящик сыграл.

– Он выживет, выживет…

Борис схватил за рукав врача.

– Дай Бог, надо бы его в хорошую больницу отправить, у нас нет условий, ты же знаешь.

– Я прошу вас, сделайте, что можно.

После недельного пребывания в карцере, где Борис объявил голодовку, его покачивало. Лагерное начальство хотело замять инцидент, но это не удалось. Слух о драке с поножовщиной просочился и на волю. В лагерь зачастили комиссии, уголовников перевели в другой лагерь. Прошёл слух, что многим из них добавили сроки.

Луку отправили в областную больницу, дело его затребовали для повторного расследования. В барак поселили новеньких, среди них тоже были уголовники. Старшим по бараку назначили Бориса.

Лазарь Моисеевич как-то завёл с ним разговор:

– А что, Боря, можно убедить уголовных, что нам лучше держаться вместе и не враждовать друг с другом? Так мы смогли бы дружнее решать все наши вопросы и помочь тем, кто послабее.

Борис долго обдумывал это предложение и решил тайно назначить общее собрание барака.

– То, что мы враждуем между собой, на руку нашим надзирателям, они специально селят вместе уголовных и политических, чтобы не смогли объединиться. Я знаю, что среди нас есть стукачи, и сегодня же об этом нашем собрании будет известно начальству. Подумайте сами: по какой бы статье мы не мотали срок, уживаться необходимо, коли свела нас здесь судьба, и, если мы хотим выйти отсюда живыми. Это в наших интересах. Мы всегда сможем договориться, коли будем соблюдать правило: хочешь жить сам, давай жить и другому. И даже если меня завтра уберут, знайте, что можно договариваться без мордобоя и унижений, по-доброму.

Уголовники сплёвывали на пол табак, отпускали развязные шуточки, пока один уже пожилой вор не оборвал их:

– А что, братва, он дело говорит.

Не сразу, но совместная жизнь в бараке номер девять налаживалась. Пришлось ещё дважды собираться, чтобы обсудить спорные вопросы. Особенно трудно приходилось уголовникам, которые совершенно не понимали, что такое дисциплина и обязанность следовать принятым решениям.

А ещё через неделю Бориса перевели в другой барак. Он ожидал этого. Здесь уголовный авторитет сразу его предупредил:

– Ты, парень, свои шутки оставь, будешь сидеть тихо, тебе же будет лучше, да и выпустят раньше. – И, погодя, добавил угрожающе: – А если надумаешь бузить и свои законы устанавливать, подрежем тебя, как дружка твоего, ты у начальства на контроле.

Весной в лагерь нагрянули какие-то незнакомые люди. Лазаря Моисеевича срочно вызвали к начальнику лагеря, заставив, предварительно побриться и привести себя в порядок. К Борису он зашёл уже с вещмешком за плечами:

– Какое-то новое научное подразделение организовывается, меня, как специалиста – физика, туда командируют.

– На волю что ли выходите?

– Нет, срок так за мной и остаётся, только работать буду по своей специальности, в лаборатории.

– Счастливый, хоть свободы глотнёшь.

– Я тебя обязательно возьму к себе, как только устроюсь на новом месте.

– Ну, тогда до встречи.

Они обнялись крепко, постояли так с минуту и разошлись. Лазарь Моисеевич направился к вороту лагеря, где его уже ожидала повозка, а Борис – в барак.

Яркие блики скользнули по потолку, стенам, по аккуратным шкафчикам и полкам с инструментами. Сверкнули по крутящемуся валу и застыли на сосредоточенном лице, склонившемся над деталью. Глаза из-под стёкол защитных очков напряжённо следили за резцом.