Сергей Борисов - Черный парус беды

– Мила… – пролепетал Федор. – Крошка моя.

– Вот не знал, – деланно удивился я. – Что крошка и что твоя. Но вы там сами разбирайтесь, кто кому кто. Ты чего же, урод, так нарезался?

– Обзываешься, – плаксиво протянул Полуяров. – А я, можно сказать, чудом от бабы с косой сбежал. Она мне, можно сказать, на пятки давила. Я, можно сказать, по краешку прошел. Да я…

Что-нибудь еще сказать Полуярову-младшему пороху не хватило. Голова его запрокинулась, вежды сомкнулись, и он захрапел.

Бутылка выскользнула из его пальцев, упала в воду и закачалась в окружении щепок, обрывков бумаги и лохмотьев серой пены.

Можно было бы разбудить Полуярова, пара средней легкости ударов дубинкой по ребрам этому поспособствуют, но я подумал: «Зачем?» Действительно, толку от Федьки сейчас, как от козла молока. Поспит часок, вот тогда можно и по ребрам.

С этой беспощадной мыслью я покинул каюту.

Из-за «пирамиды», казавшейся отсюда крошечной и не способной укрыть кого-то крупнее кролика, показалась Шелестова.

– Все в порядке! – крикнул я.

Вряд ли Мила на таком расстоянии разглядела улыбку на моем лице. А я улыбался – не для нее, для себя. Все-таки одним трупом меньше.

Шелестова подошла к воде и остановилась в нерешительности.

– Есть хочешь? – сбавил я несколько децибел.

Мила закивала.

– Тогда двигай сюда!

– Нет. – Шелестова покачала головой. – Ты.

Щас! Вот все брошу и метнусь. Нет, дорогуша, разносчиком пиццы я работать не подписывался. Как и прочих продовольственных товаров.

Я повторил за ней все в точности, разве что головой качнул энергичнее. И слова произнес те же:

– Нет. Ты. – И добавил: – Здесь интересно.

Шелестова помешкала и… вошла в воду. Не стала раздеваться, с меня пример брать.

– Штаны мои захвати!

Мила не стала возвращаться. Вот женщины! Всегда у них так. От смерти спасти – это пожалуйста, а голому мужику трузера доставить – это как бы себя уронить.

Ну и ладно, если ее мои коленки не смущают, так и пусть. Я не в претензии. Когда человеку по гроб жизни обязан, штаны не в счет.

* * *

Полуярову я сказал:

– Хорошо подумал?

– Ты, Андрюха, ее не знаешь, потому и сомневаешься.

– Я не в ней сомневаюсь, я в нас сомневаюсь. Лично я бром глотать не намерен, поэтому гарантировать, что не коснусь ее сальным взглядом, не могу.

– А при чем тут бром?

– Как говорил мой комвзвода Залога: ты не служил, тебе не понять.

– Опускает, что ли?

– Точнее, не поднимает. Тебя как с ней познакомиться угораздило?

– В прошлом году приятель пригласил прокатиться от Родоса до Крита и обратно, а она в команде была. Я тебе, Андрюха, так скажу: у нее, похоже, что-то с ориентацией. Или она свою нормальную тщательно скрывает. Холодная, как ледышка. Ни глазками стрельнуть, ни прелестями своими похвастаться, напоказ выставить. А ведь есть что!

Я промычал что-то невразумительное, мол, это мы еще посмотрим.

– Там, на Родосе, мы с Шелестовой и познакомились. И вахту в пару несли. А это, тебе ли не знать, сближает.

– Ты что-то насчет льда говорил, – напомнил я.

– Не отрекаюсь. Попробовал подкатиться. Так, по инерции. Вроде как положено.

– И что?

– Отлуп получил.

– По роже?

– До этого не дошло. Вовремя отступился, ума хватило. И, знаешь, мне это понравилось! Ну, что можно без реверансов и комплиментов всяких. Ново! Свежо! Обычно-то как? Подозрения гнетут: или девочке просто развлечься хочется, или она на тебя серьезные виды имеет. В смысле, подрезать крылья, окольцевать и доить, доить.

– Не слышал, чтобы птиц доили, – хмыкнул я. – Но торт «Птичье молоко» уважаю.

– И я люблю, – сказал Полуяров. – Короче, с Милой можно было запросто, как с мужиком. Только без мата. Она этого не терпит.

– Морщится?

– На место ставит. Она это умеет.

– А что еще она умеет?

– На яхте – все. Потому я и позвал ее с нами. Тут еще, какое дело. Она – человек свободной профессии.

– Какой?

– Что-то там с дизайном. Фриланс. Знаешь, что это такое?

– Свободный художник?

– Не обязательно художник, но обязательно свободный. Может работать, а может под парусами через Атлантику идти.

– Зачем ей это нужно?

– А тебе зачем?

– Будто не знаешь.

– Знаю. Себя испытать хочешь, ну, и мечта, опять же. У меня – яхта, и у Чистого свой интерес есть. А про Шелестову не скажу, потому что человек закрытый. Может, просто нравится ей это – море, яхты, паруса. И тогда ты ей душа родная.

– Мне новая родня ни к чему, – отрезал я. – Своей хватает.