Сергей Борисов - Черный парус беды

Так и произошло. Грохот, треск, крики.

Громче всех кричал Федька.

Джон продолжал командовать, наивно полагая, что экипаж дружно кинется исполнять его приказ по демонтажу контейнера со спасательным плотом. Ага, как же.

Яхту тащило по камням. Шансов у нее не было. А у нас были. Берег – вот он, рядышком. Доплыть бы только. Или вброд добрести.

Над моей головой пронесся гик. Не останься я в кокпите 2 2 Углубление в палубе для рулевого и команды , будь на палубе, куда призывал нас Джон, гик мог запросто размозжить мне затылок. Хотя, должен заметить, лобные доли у меня не крепче.

В общем – пронесло. Помилуйте, ничего неприличного, хотя и по-неприличному могло быть. Запросто.

А другие как? С ними что?

Джон был у штурвала и даже пытался рулить.

Чистый пытался помочь ему в этом бессмысленном деле.

Федор кричал. За мгновение до «девятого вала» он выбрался на палубу и пополз на бак. Может, якорь хотел бросить? Глупость несусветная, но с него станется.

Что касается Милы и Пети Козлова, они оставались в каюте. Туда они ретировались несколько часов назад, хотя Джон заверял их, что в кокпите и безопаснее, и не так страшно.

В этот момент огромная новая волна накрыла яхту. За ней еще одна, и еще. Сколько продолжалось избиение «Золушки», сказать не возьмусь. Может, десять минут, может, час, а может, и два. Все смешалось, как в доме Облонских. А потом обломилось, как в доме Смешанских: волны вдруг перестали терзать «Золушку», бросив ее на камнях с задранной кормой и спутанным такелажем.

– Сели! – прохрипел Джон. – На берег надо выбираться. Федор, ты живой?

Ответом на зов Джона был срывающийся голос Полуярова:

– Живой.

– Давай сюда.

– Не могу, я запутался.

– О, Господи!

Помянув Всевышнего, Джон следом помянул нечистого. Никакой принципиальности.

Повернулся ко мне:

– Андрей, ты в каюту, а я за Федором.

Я скатился по трапу и чуть не упал, споткнувшись о Петьку. Тот лежал на полу каюты, и глаза у него были выпученные, словно Козлов страдал базедовой болезнью, в чем раньше замечен не был. Петьку долго и обильно тошнило, но ему было не до того, чтобы выбраться из лужи. Паршиво ему было.

Я переступил через Козлова и направился в носовую каюту.

Мила лежала на койке. И ладно бы держалась за бортик или скобу в изголовье, которой немецкие конструкторы предлагали пользоваться при качке. Нет, она просто лежала, и если бы не уродливый комбинезон-непромоканец вкупе со спасжилетом, можно было бы подумать, что, вот, прилег человек покемарить, а тут ходят всякие, спать мешают.

– Мы на камни вылетели, – сообщил «всякий», то бишь я. – Но берег рядом. Пошли. Помогу.

– Ты ему помоги. – Мила повела подбородком в сторону кормы, где у трапа крючился Козлов. – А я сама. За вами.

Добравшись до Петьки, я пнул его пониже спины – обидно, но совсем не больно.

– Эй ты, кладоискатель хренов, вставай!

Петька заворочался и стал подниматься. Двигался он даже хуже, чем соображал. Но в итоге все для него кончилось благополучно. А что до синяков на ребрах, так это спишем на последствия шторма – одни из. Да, не сдержался, каюсь. Но ведь заслужил, тошнота! Если бы не его рассказы о пиратском золоте, мы бы у этих берегов не оказались, а шли бы себе к Марокко под штормовыми парусами и в ус не дули.

– Шевели сучками! – прикрикнул я, первым выбравшись в кокпит.

Петьку расклинило в проходе, он что-то мычал, и тогда я ухватился за плечевой ремень жилета и выволок Козлова из каюты.

Потом позвал:

– Мила!

И все. Больше ничего не помню. Очнулся я на берегу. Тогда же меня вывернуло раз, другой, и я снова отключился – теперь уже надолго, до утра.

– Как я здесь очутился? – спросил я Шелестову. – Кто меня вынес?

– А с чего ты взял, что тебя кто-то нес?

– Между прочим, я живой и на берегу.

– Когда я выбралась из каюты, ни в кокпите, ни на палубе никого не было. Я прыгнула в воду. Там было по пояс. Пошла к берегу. У самой кромки наткнулась на тебя. Вытащила.

– Спасибо.

– Я думала, ты – труп, а ты продышался.

– Тем более спасибо.

– Принято, – сказала Мила без улыбки. Я даже обернулся, чтобы убедиться: так и есть, серьезна, как на похоронах. Ох, и не нравятся мне дамочки с рояльными струнами вместо нервов. Мне бы чего попроще, попонятнее.

– Значит, никого больше не видела? – еще раз уточнил я.

– Никого.

– А следы?

– Здесь камни.

Ах, ну да, мог бы и сам сообразить. Камни, по следам не пройдешь, а без следов – только по запаху. Но талантливой псины Мухтара мы не имеем.