Айрис Эль - Преломление. Том 4. Край темноты

– Нет. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Почему нет? Матерь любит тех, кто верен ей. Вдруг у вас получится вызволить ее? И она будет благодарна?

– Даже если и так… Что от меня-то нужно? Конкретно? Я ведь проклята. Наверняка я у них на счету как особо изощренное оружие для убийства. А я… Я не хочу этого.

Рэм вздохнул. Вид у него был такой, будто он знал о замысле Гекаты, но ему было запрещено об этом говорить. Ниджи пронзила обида, хотя сцена расправы над небогоугодной Сестрой все еще стояла у нее перед глазами – Рэму было бы явно глупо подвергать себя такой опасности, выбалтывая лишнее направо и налево.

Ниджи посмотрела на свои руки – на перчатку-артефакт и кусочек татуировки. Хотя магесса все же была обижена на бывшего друга, Ниджи ощутила прилив желания поделиться с ним своими догадками.

– Я… Я тут подумала кое о чем… Оба случая… Ну… На крыше дома и медкорпуса… Произошли с голой рукой. Эта перчатка не просто направляет магию, она помогает мне в какой-то мере контролировать ее, справляться со стрессом. Я слышала, как врачи что-то говорили про отсутствие динамики у моих проклятых клеток, так что…

Она замолчала. Ужас осознания нахлынул на нее. Сердце заколотилось пуще прежнего.

– Вполне вероятно, что я с самого начала проклята настолько, что могу убивать.

Рэм будто бы подавил в себе порыв обнять бывшую подругу, но сдержался. Глядя в ее глаза, он сказал ей, глубоко убежденный в своих словах:

– Ты не убийца, Ниджи. Не по своей воле. Просто… Ты очень сильная. Как настоящая Мурасаки.

– Это безумие, Рэм! А что если Геката хочет убедиться, что я готова пользоваться проклятьем на всю катушку?.. И без этого меня никуда не возьмут? Неужели, чтобы добиться желаемого, мне нужно будет снова поддаться своей слабости?

– Это не слабость, Ниджи. Это часть тебя.

Эхо из прошлого. Голос Фрейи зазвучал в голове у Ниджи:

Проклятие фиолов – это темная сторона души, с которой боремся мы все. Признай себе, что ты можешь быть плохой. Это не избавит тебя от проклятья, но ты не будешь тратить силы на то, чтобы отрицать его.

Научишься контролировать себя, сможешь продлить жизнь на несколько лет.

Но Фрейя мертва, и ее мнение нельзя считать экспертным. Всего лишь несколько лет. Эта мысль приводила Ниджи в глубокое уныние. Она собрала всю волю в кулак и ответила тусклому твердым, решительным взглядом:

– Чтобы ты знал, Рэм… Что бы ни случилось, я больше никогда не стану использовать свою проклятую силу – даже несмотря на данную мною клятву Ордену. Никогда.

~~~

Даснор вышел из косметологического кабинета более или менее удовлетворенный результатом. В клинике Аюми делали не только пластику тела, но и наращивали и красили волосы: именно здесь молодежь предпочитала обзаводиться перманентной шевелюрой ядерных оттенков и менять ее сразу же, как надоест. Даснор выкинул в ближайшее мусорное ведро купон на десятипроцентную скидку на следующее посещение, и ему на секунду показалось, что голограмма Сакуры Эс смотрит на него с неодобрением. Ему самому было дико находиться здесь, но к зиме вернуть длинные волосы все же не лишне. Тем более что это уменьшало его сходство с ожившим трупом.

На улице дышалось легче. День был погожий: солнце светило ярче, чем обычно, снегопад прекратился. Даснор пересек несколько кварталов и вышел к самому старому нью-токийскому кладбищу, основанному еще во времена первых поселений на реке Сора-но-Сэки. Даснору всегда думалось, что кремация куда как практичнее, но в магическом сообществе суеверно считалось, что если когда-нибудь будет найден способ воскрешать людей, нужно сохранить хоть какие-то останки. То, что по факту получится зомби-апокалипсис, никого не волновало.

Кладбище выглядело безлюдным. Хрустя снегом, Даснор дошел до зоны, где хоронили Омниусов, принадлежавших семье, но не удостоенных чести покоиться в фамильном склепе. Тусклый не был здесь уже довольно давно, но с детства знал дорогу наизусть. И впервые ему нужно было навестить сразу двух покоившихся здесь: Даснор собирался с духом уже достаточно долго, и еще большее промедление было недопустимо.

Тусклый остановился у сдвоенной могилы и так глубоко погрузился в свои мысли, что пропустил приближение Аой – понял по ауре, когда они уже почти поравнялись. Оборачиваться он не стал. Лидер опергруппы положила цветы и встала рядом с Даснором. Аой уступала ему в росте всего несколько дюймов. Небесная слегка дрожала в своем бежевом пальто. На голове был такого же цвета берет – непривычно светлый оттенок делал Аой непохожей на саму себя, обычно грозную и мрачную в черной униформе МАПМЭ. Внимание обоих притягивали два надгробия, между которыми стояла статуя Матери Света, прижимающая к себе крест с дугой. На одном была фотография темноволосой женщины, очень похожей на Даснора. Эльвейт Хант, 1976—2005. На другом – снимок молодого мужчины в форме экзорциста. Алекс Хант, 1998—2025. Призывательница и лекарь. Мать и сын.