Владимир Гурвич - Таунхаус

– Почему же, дедушка, я никогда не думала об еде в таком аспекте.

– Да, ты права, в таком аспекте о пищи думают редко. Извини, я о тебе так мало знаю. Даже не спросил, где ты учишься?

Настя давно ждала этого вопроса. И вот он прозвучал. Как он воспримет ее ответ?

– Я учусь на первом курсе Московского государственного университета. – Она замолчала, ожидая его реакции.

Она увидела легкое удивление на его лице.

– Вот как! Я тоже там учился. А можно узнать, на каком факультете?

От волнения у Насти даже на мгновение сперло дыхание.

– На философском.

Кайгородов вдруг замер и снова пристально посмотрел на внучку.

– Странный выбор для девушки. Почему ты его сделала?

Настя почувствовала замешательство. Она не знала, как объяснить. Говорить же правду, не решалась. А правда состояла в том, что она выбрала факультет исключительно по причине того, что на нем когда-то учился дедушка. Какого-то повышенного интереса к философии она не испытывала, скорей ей больше нравились точные науки. По крайней мере, по математике и физике в классе она была одной из лучших. Хотя любила и литературу. И даже думала какое-то время стать филологом. Но затем решила, что станет физиком. А потом случилось в очередной раз нечто неожиданное: она шла сдавать документы в институт, почему-то стала думать о дедушке и внезапно переменила решение. Она пойдет по его стопам, разберется в его учение. И, кто знает, может, превзойдет его.

Мысли были какими-то несерьезными, даже можно сказать, незрелыми. И Настя отдавала себе в этом отчет. Но ее это не слишком беспокоило; раз так решила, так и сделает. Такой уж у нее характер, взбалмошный, но решительный.

Настя вышла из вагона метро, и поехала в противоположном направлении, в сторону университета. Зная свои способности, она не боялась экзаменов. И оказалась права, сдала на все пятерки. И стала студенткой философского факультета. Она сразу решила, что никому не скажет там, чьей родственницей является. Но к ее удивлению и разочарованию до сих пор этот вопрос ни разу не возникал. Да и вообще, о дедушке не упоминали. Хотя ей казалось, что это случится совсем скоро. Но она решила ждать, так как уверенна, что однажды это непременно произойдет.

– Захотелось разобраться, как устроен мир, – постаралась Настя ответить, как можно неопределенней.

– Тебя это интересует? – От удивления Кайгородов даже прекратил есть.

– А вы считаете, что это исключительно ваша привилегия. – Невольно в ответе девушки прозвучал вызов.

– Подавляющее большинство людей этот вопрос нисколько не волнует, – произнес Кайгородов.

– А меня волнует. – Снова в словах Насти прозвучал вызов.

– Ты не понимаешь, те, кто всерьез занимается этой темой, меняет свою судьбу. Тебе придется многим пожертвовать. Хочешь ли ты этого?

– Чем же я должна жертвовать? – удивилась Настя.

– Никто не знает, чем. Но готовым надо быть ко всему.

– А вы пожертвовали?

– Да.

– И чем же?

– Это долгий разговор. К тому же я не уверен, что ты сумеешь меня понять.

– Почему же? Я выгляжу глупой? – с обидой спросила Настя.

– Ты выглядишь обычной.

– В вашем понимании обычный человек и есть глупый. Разве не так?

Кайгородов посмотрел на девушку.

– И да и нет.

Настя ждала, что он развернет свой ответ, но он молчал. И это молчание наполняло ее обидой. Он не желает ни о чем серьезном вести с ней беседу.

– Мне трудно понять вас.

– Я понимаю. Но ты не должна спешить. Понимание должно приходить постепенно.

– А озарение?

– Любое озарение результат долгой подготовительной работы. Оно не возникает на пустом месте, ниоткуда. Кто так думает, заблуждается.

– Я хочу вас понять, – решительно заявила Настя.

Лицо Кайгородова вдруг стало сосредоточенным. Он явно о чем-то размышлял.

– Тебе лучше тратить усилия на то, чтобы попытаться лучше понять себя. Я уходящий материал.

– Но вас знают во всем мире.

– Ну не так уж я и известен. – На его лице впервые появилось подобие улыбки. – Особенно в этой стране. И это хорошо.

– Почему?

– Я устал от своей известности. В Штатах она меня сильно докучала. Как что-то происходило в мире, все хотели узнать мое мнение. Все ждали, что я скажу нечто такое, чего не скажет никто. В какой-то момент я стал отвечать, что у меня нет мнения по этому вопросу. Но это только сделало меня еще более популярным. Все стали трактовать мое молчание по-своему, стали искать в нем какой-то глубокий смысл. Надеюсь, тут ничего такого не случится. Да никто и не знает, что я вернулся. Я тебя прошу, никому не говори. Я хочу докончить свою жизнь в покое и тишине.