Нури Сан - Один день Марины Ивановны

Марин Иванна слышала, что скоро передач не станет. Что родственники смогут заказать и оплатить продукты и промтовары на сайте зоны в интернете вместо того, чтоб приезжать сюда с баулами. А осужденным выдадут покупки через тюремный магазин. Или положат деньги им на счёт, чтоб сами заказали, что им надо.

За этим и была организована учёба, куда поехала Наталья, перед отъездом учинив самоуправство – повесив над окном для передач стишок из интернета. О том, что все мы гости в мире бренном. Что нужно быть терпимее, смиряться. Оставить зависть, злость и улыбаться. А кто не станет делать так, к тому вернётся бумеранг.

Марин Иванну это злило. Не потому, что в строчках слышались угроза и укор. Ей просто никогда не нравились стихи. А с некоторых пор она их люто ненавидела.

– Давайте, что у вас, – Марин Иванна крикнула хабалке, и та с готовностью стала совать в тоннель пакеты. В одном были консервы. В другом лежали три батона варёно-копчёной колбасы и две больших стеклянных банки кофе. Настроение слегка приподнялось.

Марин Иванна бросила колбасу на весы, а банки выставила обратно в тоннель и отчеканила:

– Кофе в стекле нельзя. Пересыпайте или забирайте.

– Всегда было можно, и вдруг нельзя? – наивно изумилась хабалка.

– Когда это – всегда?

– Когда Наташа дежурила.

– Ну, вот и ждите свою Наташу! – Марин Иванна хлопнула железной дверкой, оставив женщину наедине с толпой, и посмотрела на весы. Колбасы было на триста граммов больше допустимого. Чаще всего на мелкие излишки закрывали глаза и пропускали в передачу. Либо возвращали продукты родственникам.

Марин Иванна, как обычно, из двух зол выбрала третье. Обнаружив перевес, она с чистой совестью засунула лишний батон колбасы в нишу стола, старательно загородив его от камеры под потолком своей большой спиной. Внимательно осмотрела консервы. Послушала, как возмущённо гомонит толпа и вежливо-заискивающе стукается в дверцу милое слуху: «Марина Ивановна, я кофе пересыпала. Пожалуйста, откройте! У меня тут ещё три сумки! Марина Ивановна, ну пожалуйста!». Удовлетворённо хмыкнула и отворила дверцу. Очередь притихла и насторожённо напряглась.

– Всем слышно? Чай-кофе – только в прозрачных пакетах. Конфеты разворачиваем. Сигареты потрошим. Телефоны, сим-карты, деньги, колюще-режущие предметы, сахар, алкоголь, наркотики, цветные ручки и карандаши к передаче в места лишения свободы категорически запрещены! Читайте правила на стенке и не задерживайте очередь! Ещё раз спрашиваю: есть кто на длительное?

***

Василий кое-как сошёл с крыльца, с трудом преодолел путь от терраски до калитки и с облегчением плюхнулся в автомобиль. Машина была куплена на честно заработанные деньги, которых хватило лишь на изделие русско-французского автопрома. Сын называл авто презрительно: лоханка, лохан или машина для лохов. Лоханка или нет, а ездить при похмельном самочувствии куда сподручней, чем ходить. Тем более, теперь машина стала не только средством передвижения, но и источником дохода.

Василий рукой пошарил под сиденьем, нащупал ледяную бутылку водки, открыл, хлебнул. Почувствовал, как полегчало, прогрел мотор и покатился в сторону таблички с перечёркнутой надписью «Васильки». Почему посёлок так назвали, никто не знал. Васильки в полях тут не росли, потому что поля утюжили танки из расположенной напротив колонии воинской части. Когда Марин Иванна была в духе, она шутила, что их посёлок назван в честь него, Василия, и называла Васильком. Но он уже успел забыть, когда жена была в хорошем настроении.

Дорога из посёлка была зажата двумя бетонными заборами с колючей проволокой по верху. Два градо-, то есть, посёлкообразующих учреждения были разными по назначению, но очень схожими по сути. Обитателям того, что справа, «давали» всего год, а тем, что слева – гораздо больше. Василию было без разницы. Тётки как ездили к своим мужьям и сыновьям, так и будут ездить. И наплевать, направо или налево, к танкистам или к зекам. Они ему платили – это главное.

Шлагбаум на выезде из Васильков был опущен. Василий посигналил. Шлагбаум не поднялся, зато окошко в будке приоткрылось, и из него раздался женский голос:

– Здорово, Вась! Тебя начальство не велело выпускать, пока все книги не прочтёшь.

– Твою мать! И ты туда же?! – Василий вспыхнул, не стал здороваться и вышел из машины. Окошко тут же запахнулось.

– Ну, хватит издеваться, а? – Василий с укоризной посмотрел в глаза дежурной сквозь стекло. – Открой. Пожалуйста. Я по-хорошему прошу.