Константин Шахматский - Ворона кайская

Екатерина Ивановна взяла Салтыкова за руку и, чуть приблизившись, проникновенно молвила:

– Я мать, и прекрасно вижу, что происходит с моей Лизонькой в последнее время. И это не потому, что она взрослеет или ищет для себя новых эмоций. Я так же замечаю, с какой неподдельной добротой и нежностью вы смотрите в сторону моей дочери. Хотя и пытаетесь скрыть это за выдуманными уроками музыки или разговорами о прочитанных книгах. Зачем вы так поступаете? Вы хотите разрушить наше моральное благополучие?

– Отнюдь!

– Тогда чего вы добиваетесь? Я и Апполон Петрович, и без того, хорошо относимся к вам. Да, у вас были непонимания с моим супругом, но это в прошлом. Ужели вы вознамерились мстить?

– Я далек от этого, Екатерина Ивановна. Месть – ниже моего достоинства. Единственная причина, по которой я зачастил в ваш дом, это….

Салтыков замолчал. Он вовсе не желал говорить этих слов сейчас, потому как сам еще толком не определился в чувствах. Да, ему нравилась Елизавета. Поначалу, то была лишь симпатия и ничего больше. Потом, неизвестно по какой причине, он все чаще стал мысленно обращаться к ее наивному детскому образу. На службе ли за бумагами, в бесконечных командировках, оставаясь дома один. Все это невозможно объяснить словами, но случилось то, что случилось.

– Мне нравится ваша Лиза, – негромко произнес Михаил, сжигая мосты.

Екатерина Ивановна отпустила руку и выпрямилась, пытаясь осознать услышанное.

– Не знаю, каким еще способом я могу доказать вам свою искренность. Но все, что я говорю вам – есть правда, – добавил юноша.

Очевидно, вице-губернаторша боролась с раздирающими ее чувствами. Она судорожно сжимала и разжимала в пальцах кружевной платок, прикасалась им ко лбу, смахивая невидимые капельки, устремляла в сторону полный душевных переживаний и терзаний любящего сердца взгляд. Наконец, посмотрела на Салтыкова, и ее серые глаза выражали такую надежду и тоску, что Михаил схватил ее руку и припал к ней губами в отчаянном поцелуе.

– Ах, Миша! Как бы я хотела видеть перед собою честного, порядочного, целеустремленного человека, который в ближайшем будущем мог стать прекрасной партией для моей дочери, – качая головою, произнесла Екатерина Ивановна.

– Я целиком ваш, Екатерина Ивановна! – воскликнул чиновник.

Но слова, что в следующее мгновение услыхал Салтыков, повергли его в шок.

– Избавьте нас от этих сплетен, Михаил Евграфович. Тем более, ежели все они – ложь. И только в этом случае двери нашего дома будут для вас открыты.

– Но, как?! – вскричал Михаил в отчаянии.

– Не знаю, – ответила женщина, – Решайте сами.

Отрешенно, будто бы все это происходило не с ним, Михаил поставил на стол предназначенную для Елизаветы Апполоновны маленькую бархатную коробочку, медленно встал, оправляя за полы задравшийся вицмундир и, кивнув в сторону Екатерины Ивановны со словами «позвольте откланяться», понуро побрел прочь.

Внизу он принял из рук камердинера пальто и вышел на улицу. И только здесь чувство несправедливой обиды адским костром обожгло его внутренности, а в горле застрял тошнотворный предательский ком.

Тем временем в гостиной появилась Лиза.

– А где Мишель?! – воскликнула она, увидав сидящую в одиночестве маменьку.

– Только что вышел, – отвечала Екатерина Ивановна, промокая платочком краешек глаза, – У Михаила Евграфовича появилось неотложное дело. Кстати, перестань называть его Мишелем. Он много старше тебя, и это неприлично.

– Жалко, – расстроилась девочка, – А мы как раз сегодня хотели разучить терцию….

– Не переживай, Лизонька. Он еще явится.

– Когда же?

– Завтра, …быть может, – ответила мать.

– А это что? – удивилась Лиза, подойдя к столу.

– Михаил Евграфович оставил.

– Для меня?! – обрадовалась девочка.

– Должно быть, подарок.

«Д. Е. Салтыкову

Извини меня, любезный друг и брат, но не могу не поделится с тобою нынешним чрезвычайным происшествием. Знаю что это плохо, всякий раз посвящать тебя в неприглядные стороны моего существования в этом проклятом захолустье, но ничего не могу поделать, так хочется поделиться.

Представь себе, вокруг меня кляузники и предатели, в окружении которых и рта нельзя раскрыть, а тем более что-то предпринять, как тут же возникают о тебе такие нелепейшие сплетни, что лучше и не знать о них вовсе, а тем более бороться с ними, повергая себя тем самым в пучину еще больших небылиц и злоключений….