– Любовь к себе и застенчивость? Удивительно… Просто пытаюсь понять, как это сочетается в одном человеке?
– Как вера и любознательность. Нелюдимость и человеколюбие. Трудолюбие и гениальность. Тонкость натуры и твёрдость духа. Деликатность без мягкотелости. Аскетизм в быту – и этот тщательный уход за собой. Даже не знаю, как сказать… Наш Малыш необщительный – может за весь день не проронить ни слова, если к нему не обращаться. Но в трудную минуту, когда тебе нужна помощь, именно этот человек найдёт нужные слова. Подозреваю, что он смог бы рассказать о каждом из нас куда больше, чем мы о нём. При этом своё личное пространство оберегает ещё старательнее, чем ухаживает за собой.
– Даже от близких? От участников группы?
– Выходит, что так… – вздохнул Гром. – Наверное, мы не всегда были справедливы к нему. Посмеивались над его странностями, в действительности совершенно безобидными, не воспринимали всерьёз как личность. Считали слабостью то, что на самом деле было нежеланием демонстрировать силу. Даже его уникальный талант…
– Не был оценён по достоинству?
– Поклонники у него имелись всегда – даже персональные. Понимаете, таких, как он, действительно мало. Возможно, даже и вовсе нет. Но, в то же время, Малыш всегда держался так незаметно, что многим начало казаться – если он исчезнет, группа ничего не потеряет. А ведь это не соответствует действительности. Он мог несколько нот сыграть так, что это меняло смысловой оттенок всей композиции.
– Интересная картина вырисовывается… – доктор сделал несколько шагов по палате, остановившись, видимо, у окна. – Скажите, он вообще делился своими проблемами – хоть с кем-нибудь? Может быть, с вами?
– В последнее время – нет, – печально ответил Гром. – Хотя, думаю, в иные моменты нуждался в нашей поддержке.
– В чём же причина? Не умел сказать? Гордость не позволяла?
– Гордость – в смысле гордыня? Нет, этого в нём не было. Достоинство – да. Но то совсем другое… Не умел сказать… Сейчас ловлю себя на мысли: может, это мы не умели слушать? Поскорее бы он уже пришёл в себя…
– Это что-то изменит?
– Многое, доктор! – Гром произнёс это с такой убеждённостью, что к моему горлу подкатил горячий ком, но я не смог расплакаться – влага так и застряла где-то там, в груди. Он взял мою руку в свою, задержав её на некоторое время, и этот жест был полон неподдельного тепла, которое я ощутил физически, получив хоть какое-то облегчение.
– Значит, будем работать в этом направлении вместе.
– Я к вашим услугам, – без колебаний согласился Гром.
– Как часто вы сможете приходить в больницу?
– Хоть каждый день – гастрольный тур всё равно пришлось прервать. А через пару дней я вообще смогу находиться при нём неотлучно, если будет такая необходимость. Хотя лучше б уж её не было…
– Спасибо, – с некоторым удивлением произнёс врач.
Признаюсь, в тот момент я испытывал не меньшее удивление и благодарность. Кто бы мог подумать, что Гром… Хотя, собственно, почему нет? Разве не он в последнее время делил со мной гостиничные номера? После ухода Анжелы приезжал в гости именно в тот момент, когда одиночество становилось мне в тягость? Как мог, защищал от придирок и дурацких шуточек Чёрта, которые могли бы сделать моё пребывание в группе невыносимым? Возможно, если б не это, всё случилось бы намного раньше. Ведь дело давно уже шло к тому. Теперь для меня важно одно: ответить самому себе на вопрос, чего же я хочу? Вернуться – или?..
Так сложилось, что наша дружба с Ангелом начала крепнуть, едва зародившись. Мы были совершенно разными. Меня восхищала его фантазия, умение придумывать разные игры на основе сюжетов прочитанных мною книг – мы становились то пиратами, то индейцами, то золотоискателями… В детстве он долгое время был невысокого роста и хрупкого сложения – и стыдился этого, считая себя слабым.
– Глупый, слабость – это совсем другое, – однажды сказал ему я.
– Тебе хорошо говорить, – вздохнул он. – Ты в одиночку запросто можешь троим навешать…
– Думаешь, мне от этого легче? Сила, конечно, полезная штука, но не всегда помогает. Какой от неё толк, когда, к примеру, отец лупит ни за что – просто лень разбираться, кто из нас разбил чашку? Или учительница орёт из-за волос, хотя ей-то какое дело? Ты – не слабый. Эти, из соседнего двора – они самые настоящие слабаки, если сворой набрасываются на того, кто не может им дать отпор.
– Они так не думают…
– Похоже, они вообще никак не думают. Да и кого волнует их мнение? Не грусти, слышишь? У тебя есть я. Я буду защищать тебя, пока ты не вырастешь.
Читать дальше