Чайка Богдан - Дневник грозы. Когда мы смотрим на море, море смотрит на нас

Порой она наблюдала, как эти два корабля встречались – даже для нее было удивительно, как эти два существа находили друг друга в этом пространстве, где даже порой ей было тяжело найти своего брата – ветра. Но, тем не менее, она много раз наблюдала, как корабль, который забирает свободу у других, проходил борт о борт с кораблем, который для многих из них и был олицетворением свободы. Корабль свободных был ярким, с белыми парусами, которые контрастировали с его темной палубой из хорошего дерева. И напротив был его темный антагонист. Корабль неволи не был именно черного цвета, он был именно темным, такой серостью жизни, которая олицетворяла компромиссы, на которые они, люди, идут. И вот эти бесконечные компромиссы призывают в мир такие вот темные корабли, которые заставляют съеживаться даже ее, властелина этого мира. Сама мысль, что она может на мгновение оказаться во власти этого темного дома, заставляла тучи бледнеть нездоровой для океана белизной. Два путника, которые избороздили этот океан во всех направлениях. И одного из этих путников существование другого раздражало. А другого смиряло с неизбежностями мира, в котором они обитали. Кружение этих двух кораблей тоже было похоже на какое-то подобие танца. Только этот танец был между хитрой искусной птицей – орлом и страшной в своей красоте коброй. Орел и рад улететь бы сразу, но почему-то змея хочет испытать свою удачу. Это необычное поведение живых существ, поэтому и необычно наблюдать этих двоих в этом танце так часто.

Когда он вернулся на корабль, то почувствовал уют. Теперь на борту каждое движение наполняло его энергией. Океан перестал пугать его бесконечностью, а лучи солнца отражались от водной глади и дарили ему энергию. Это чувство можно было сравнить с опьянением от хорошего вина. Только от одного бокала, того первого, который делает беззаботным, делает тебя легким, а мысли ясными. Когда голова еще не потяжелела, и не кажется пока, что ты можешь свернуть в кулак весь мир, а только лишь решить парочку своих проблем. Он влюбился в этот спокойный ветер, который они быстро поймали в паруса, и направились куда-то в сторону от красного заходящего солнца. Ему рассказали, что там временами будет холодно, что они увидят ледяные и каменные горы. И все матросы ворчали, потому что им не нравились эти рейды к краю земли – одним не нравился холод, другие боялись, что они могут упасть с края Вселенной, третьи же боялись, что снова встретят грозу. Но теперь на корабле было два человека, которые хотели снова встретиться с ней. А пока он почитает книжку, в которой смеются над краем Вселенной. Интересно, что бы он написал про нее? Ведь ее-то он видел собственными глазами. На ней было белое платье. Ей было тяжело идти по мокрому песку на берегу. Она была похожа на человека, но он не чувствовал ничего человеческого в этой женщине, которой не должно было быть на этом острове на краю известной нам географии. С точки зрения понимания жизни, это было невозможно. Его ум, привыкший за последнее время к строгим астрономическим выкладкам Бруно, сражался теперь с его сердцем. Или какой-то эмоциональной составляющей его существа как человека. Слишком много «объяснил» ему Бруно за период их знакомства в течение последних нескольких лет его плавания на этом корабле. Этот мир теперь никогда не мог быть прежним – когда край земли испарился, и он плыл на поверхности шара, покрытого водой. А она была реальностью, которая сама решила ему показаться. Ее белые волосы спадали на плечи, она была чуть ниже Капитана. И он был готов поклясться, что видел, как Капитан снял шляпу перед ней. Помнит капитанский реверанс. Он также был уверен, что видел, как она улыбнулась, и он узнал эти озорные глаза, которые он видел в облаках перед прошлой бурей. И только на один миг он разглядел, что глаза и правильные черты человеческого лица этого существа улыбнулись и ему. Интересно, что она знает про край земли?

Встреча с его первым кораблем заставляла натянутые строгие струны его души трепетать. Этот корабль был олицетворением исключения из его правил, поэтому он ничего и не мог сделать с этим трепетом своей души. Капитан и его Кок были добры к нему той добротой, которую он так и не смог себе объяснить за много лет уже своего отдельного плавания. Они спасли его с невольничьего рынка босым мальчуганом и научили тем основам, которые сделали его капитаном этой галеры. Те основы, которые когда-то дал ему капитан, он даже заставил себя записать, а для этого ему понадобилось научиться писать и читать – и это было пока что самое трудное, что он сделал в своей жизни. Но он так дорожил теми знаниями, которые дал ему капитан о кораблях, и теми мыслями, которые вложил в его голову его корабельный повар. Узнав, что один из рабов умеет читать и писать, тот дал ему нормальную похлебку, и каждый вечер учился с ним, пока они пересекали Атлантику на обычном их пути из Африки в Новый Свет. Он узнал еще от Кока, насколько человеческая память изменчива, поэтому каждый раз перечитывал свою тетрадь и дописывал ее новыми заметками из памяти его жизни на том корабле. Эта тетрадь стала его сокровищем, за которую он готов был убивать без разбора. Уже прошло больше десяти лет, как его высадили на том острове, а эти знания все обретали новые краски и позволяли выживать ему в этом мире, управлять этой галерой и скотом, которые были его командой, держать их в страхе, слушать его и повиноваться. Он ненавидел их еще больше за то, что понимал, что не может обойтись без этих тупых животных. И он встречал этот корабль в безлюдном океане снова и снова, и кланялся Капитану, чтобы тот видел. Тот ничего не высказывал в ответ, только смотрел. Капитан не сильно изменился, все так же подтянут, все тот же кожаный камзол из красной кожи, сухие щеки. Когда их два корабля лавировали друг напротив друга, работорговца захлестывала ненависть к самому себе, он все так же далеко не первый в этом океане. Он никогда не сравнится с этим человеком. Только убить и тогда похоронить то все бесценное, что нес в себе этот человек, и тут вступало в игру чувство жадности. Нет, он не хочет убивать его, он хочет сделать его своим рабом. А Капитан, словно угадывая его чувства, начинал улыбаться, и в работорговце просыпался испуганный мальчик на рынке рабов. «Да что он себе позволяет думать об этом существе, морском демоне или все-таки ангеле?» И работорговец уводил свою галеру прочь на всех парусах. Не дай бог, морской дьявол решит, что хватит им бороздить этот океан! А океан он любил, потому что это и была его жизнь. Потому что больше всего на свете он боялся оказаться снова на суше и увидеть снова тот базар с черными и белыми людьми, где он провел детство, то место, где продавали и покупали людей, где продали его самого. И по иронии судьбы – рынок несвободы стал его делом жизни.