Игорь Смирнов - Маньяки выходят из подполья, или Супериор

И вот тогда он впервые услышал это имя – Милоровск! Милоровск – хохма какая-то. И часть тайны – Таниной тайны. Долговязая девчонка с гладкими чёрными, как вороново крыло, волосами, округло, точно шлем, облегающими голову, с узкими раскосыми глазами азиатки, гибкая, подвижная как ртуть и смешливая, но вообще-то сирота, у которой родители задохнулись при пожаре, и она выросла в детдоме, а в результате не только вымахала ростом чуть не выше Максима, но и заделалась молодым учёным и прочая, – она в те дни проникла ему в кровь, как инфекция, воспалила его мысли. Дни? А разве их было много? А разве эти три – или всё-таки четыре дня? – не слились в один большой и немигающе яркий день? Который оборвался внезапно и, да, как ни глупо звучит – ночью.

А в ту ночь он спал как убитый, без задних ног, как говаривала бабушка, – на кровати широкой, плоской, как фанера, и по факту как фанера, оказавшейся весьма скрипучей и трескучей. Купил по дешёвке, по случаю, чтоб было лежбище – пусть хоть такое на первых порах. Не предполагал, что «начальный период» затянется на добрых полтора года. Да и кто мог подумать, что сей топчан станет так дико стрелять одиночными и дуплетом – под натиском двух обезумевших, охваченных огнём тел! Иногда думалось: сейчас проломится, разверзнется, и полетят они на пол…

– А ведь у тебя под кроватью пыль как вата слежалась! – хохотала Таня. – Я видела…

– Ну и нормально, – ухмылялся Максим. – Мягкая будет посадка…

Однако если бы так! Если бы всего лишь – с термоядерным грохотом разломать допотопный предмет мебели, перепугать соседей, ободрать коленки и спину…

Вышло всё тихо, почти бесшумно, он тогда спал и спал. И вдобавок ему снилось, что и Таня рядом спит. В этом своём сне он видел кровать сверху. Соответственно – себя и Таню на ней. Таня здорово перетянула одеяло на себя; у Максима остатним углом одеяла прикрыты оказались только чресла, как называл кто-то из родных эту часть тела (кто именно, спящий Коюров вспомнить не мог; хватало и того, что взирал на собственное голое тело со стороны; возможно, так выражался дед по отцовской линии – любил странные словеса, литераторством даже баловался). Из открытого окна веяло свежестью, но Максим прохладу не замечал.

А потом, как это часто бывает в сновидениях, действие приняло новый оборот, да так, что связка между двумя сценами пропала. Собственно, и сама картинка пропала – продуваемая ветром с улицы комната, широкая кровать посредине, два пышущих жаром тела на ней. Теперь до Коюрова доходили только звуки – голоса. Один голос был точно Танин. Другой – чужой, незнакомый. Что он говорил, нельзя было разобрать, ясно было только одно: чужак на Таню кричит, пусть не громко, но зло, требовательно. А Таня лишь робко отбивалась. Максиму даже больно во сне сделалось – от жалости за Таню.

Сюжет сновидения опять скакнул вперёд. Максим теперь видел Таню, только Таню. Голоса смолкли. Таня когда-то успела уже одеться и собирала вещи в пластиковый пакет. Оглянулась несколько раз по сторонам, словно искала что-то. В руке держала какой-то предмет. Будто навели на резкость – тот объектив, через который Максим всё это наблюдал. Коюров разглядел, что предмет в руке девушки – телефон. Она было развернула его так, как если бы хотела то ли позвонить, то ли что-то посмотреть на дисплее, но вместо этого и телефон убрала, спрятала. Только – в пакет ли, куда сунула остальные свои пожитки, было не ясно. «Прощай, Максим!» – молвила Таня тихонько. Хотя – и за это Максим не мог ручаться, говорила Таня эти слова или нет. Или это ему просто… приснилось. Хотя разве бывает по-другому – во сне? Тани просто не стало. Ничего не осталось, ни картинки, ни голосов. Он проснулся.

Не мог сообразить, сколько прошло времени с того момента, как закончился этот странный сон. Наверно, немного. Сердце билось тяжело, должно быть, оттого что лежал на левом боку. Быстро посмотрел на другую половину кровати, ожидая увидеть там закутанную в одеяло фигурку Тани – спящая она почему-то казалась щуплой и малорослой, вопреки фактам действительности (выражение начальника его, Быстрова). Тани рядом с ним на кровати не оказалось. Одеяло было сдвинуто в его сторону, скомкано, застыло крупными высокими складками, неожиданно показавшись слепком с выскользнувшего из-под него тела. Максим прислушался, рассчитывая услышать негромкий шум – из кухни, из туалета, из ванной комнаты. Таня вышла попить, или, наоборот, пописать, или просто умыться… Но в квартире всё остановилось, зависло – не было слышно ни звука.