Сергей Бортников - Законы разведки

– Итак, вы утверждаете, что даже не держали пистолет в руках? Только рванули за ствол?

– Ну конечно!

– И на рукояти ваших пальчиков того, не может быть?

– Абсолютно правильно. – Кажется, я уже искренне заразился Перфильевской фразеологии.

– Значит, что я должен предпринять? – возгласил Перфильев.

– Это вы у меня спрашиваете?

– Нет, я вслух размышляю, – честно признался генсекообразный следователь. – И не возникает сомнений, что я должен написать отношение экспертам, чтобы уточнили, где находятся ваши отпечатки, а где – Изотова…

– Соображаете, – не мог не признать я.

– И, если наша догадка подтвердится… – (Какое нахальство! Наша! А?!) – ваша невиновность будет практически доказана, – радостно сообщил следователь.

– Именно так.

– Кто же тогда владелец пистолета? Ты понимаешь что-нибудь? – внезапно и совершенно непринужденно переходя на «ты», спросил Перфильев.

– Нет.

– Мне этот «Стечкин», вернее, его хозяин – просто позарез нужен! Гичковский – один из самых крупных и, заметь, последних авторитетов в «тамбовской» ОПГ…

– Что еще за ОПГ?

– Организованная преступная группировка. Если Барон, – кстати, это новый твой сосед, гражданин Мисютин, которого к тебе подселили…

– Мы уже знакомы.

– Ну да. Не перебивай. Если Барон у них самый главный контрразведчик, то Гичка считался основным организатором, так сказать, мозгом банды. Его, как это часто бывает, грохнули в подъезде собственного дома. Киллер был профессионалом. Два выстрела, второй контрольный, оба – смертельные. Но оружие, этот самый «Стечкин», не выбросил, как многие его коллеги.

– Жалко «ствола» стало?

– Нет. Здесь другое. Он был уверен, что никто не станет искать пистолет!

– Почему?

– Потому что это был милиционер, Изотов! Точно – его работа… Завтра же снова допрошу всю эту четверку! Вы уж не обессудьте, Кирилл Филиппович, – вернулся к привычному обращению Перфильев, – но до понедельника придется побыть в тюрьме. Я лично уже уверен в вашей невиновности, но, знаете ли, не стоит торопить события…

– Вот-вот, не стоит. Нам сейчас так весело вдвоем.

Перфильев среагировал на иронию, – да и не мог не знать, что ни тюрьма вообще, ни мисютинская компания – это не те развлечения, которые хотелось бы продлить; но поскольку принять срочные меры к моему освобождению не входило в его планы, постарался уговорить, придав максимальную доверительность и убедительность тону:

– Эта четверка должна чувствовать себя в полной безопасности. Понимаешь, если они узнают – а они, к сожалению, узнают наверняка! – что ты освобожден, то примут какие-то меры… Посовещаются… Может, кто-то уедет… А так – ты сидишь под следствием, значит, с их точки зрения, все спокойно, все идет по плану… И я вызову их, чтобы уточнить лишь некоторые незначительные детали… Обычная формальность!

Как легко перескакивает господин Перфильев с «вы» на «ты» и наоборот!

Оба варианта обращения призваны подчеркнуть, оттенить колебания его настроения. Если надо унизить – «ты» произносится презрительно и брезгливо, если демонстрируется уважение – звучит заискивающее «вы».

Совершенно иные интонации вкладываются в эти местоимения, когда следователь хочет подчеркнуть доверительность беседы. Тогда «ты» произносится непринужденно, словно вы знакомы сто лет, а в этом разговоре являетесь не подследственным, а близким другом, в худшем случае – просто приятным собеседником.

Слово «вы» зазвучит совершенно иначе, – обличительно-оскорбительно, если после него употребить существительные «подлец» или «негодяй».

«Вы подлец», – это совершенно не то, что «ты подлец», это намного страшнее, и горе вам, если такое обращение применит следователь…

Перфильев уже не хотел уличать меня в преступлении, которое я не совершал. Он просил совета – и доверительное обращение на «ты» призвано было подчеркнуть наше одинаковое положение, если хотите, даже равенство.

– В общем, потерпи еще пару дней, Кирилл Филиппович. На следующей неделе я тебя освобожу, возьмем Марка Борисовича и вместе отметим это радостное событие. О'кей?

– Ладно, – вяло согласился я…

После двух лет примерной сверхсрочной службы я возвращался в родной город. Мой кошелек, вернее, выполняющий его роль кейс, только входящий в моду под названием «дипломат», был довольно туго набит новенькими хрустящими купюрами. В те годы мы зарабатывали неплохо. Да и родное Ведомство, как вы уже знаете, не поскупилось на подъемные…