Натали Якобсон - Век императрицы – 2. Живая статуя

– Даниэлла! – тихо позвал я, и мой шепот шипением просочился, казалось, сквозь каждую щелку в доме, чтобы воззвать к той, которая была далеко. Батисту стоило дать небольшую передышку. Сейчас Даниэлла была нужна мне здесь, и она не замедлила появиться. Дверь даже не приоткрылась, а она уже стояла здесь на почтительном расстоянии от меня.

– Добрый вечер, монсеньер! – Даниэлла присела в низком реверансе, словно вспомнив о давно оставленном вместе с жизнью этикете.

– Уже ночь, – поправил я.

– Разве? – она как-то странно покосилась на щель в оконных створках, будто отчета себе не отдавала в том, который час. Время, наверное, больше не имело для нее никакого значения.

– Принеси ларец с украшениями из старого поместья, – приказал я. – Желательно из того тайника, о существовании которого Батист не догадывается. И еще раздобудь где-нибудь женскую накидку и пару башмаков.

– Да, монсеньер, – она снова присела в реверансе и исчезла, а я усадил Ориссу на табурет и снова осмотрел ранки на ее горле. Они – ее единственный изъян.

– Они пройдут, – повторил я, будто пытаясь убедить самого себя, и летучая мышь пискнула в ответ, только вот я не смог понять был тот ответ положительным или отрицательным.

В любом случае, Орисса была уже не трупом, а девушкой, самой настоящей живой девушкой, которая вполне может претендовать на роль светской дамы. А такая дыра, как мастерская чародея, для леди стала совсем неподходящей. Пришлось снять особняк, причем весьма необычным способом, Перси просто заявился к хозяевам дома, моим должникам, и предложил им убраться вон, и они послушно убрались, оставив дворец, а так же всю мебель, утварь и даже одежду нам на неограниченный срок.

Оставалось только надеяться, что в двери к нам не начнет стучаться Августин с требованиями, чтобы я убрался из города и забрал с собой всех своих дьяволиц. В этом случае мне пришлось бы отправить на костер самого бестолкового мальчишку. Кто бы там ни был его тайным покровителем, а посягательств на личную собственность и спокойствие я не прощаю никому из чужих.

К концу ночи Орисса уже могла хорошо говорить и двигаться без посторонней помощи. И я был очень этим доволен. Наверное, такую радость смог бы испытать только ребенок, увидев, что его любимая кукла вдруг самостоятельно начала шагать по комнате и разговаривать, поправлять бант у себя в волосах или оборку на нарядном платье.

Я хотел усадить Перси обучить ее грамоте, пению и манерам, но Орисса выказала к нему такое пренебрежение, что учить ее пришлось мне самому. Вообще на всех посторонних, кроме меня, она смотрела как на пустое место.

Даниэлла очень быстро вернулась с ларцом, до краев полным изящных и весьма недешевых украшений, накидкой, отороченной соболем, и парой атласных балетных туфелек. Кажется, в семье графов де Вильер всегда были припасены новые и роскошные вещи на случай появления в доме невесты. И не важно, что Орисса была невестой демона, Анри, а не последнего из графов, Батиста, украшения я все равно принял с благодарностью. Не все ли равно для кого мы наряжаем даму. А Батист, в конце концов, должен быть джентльменом. Хотя он, наверное, сильно бы разозлился, если б узнал, что мы опустошаем его все завещанные ему закрома и кубышки, чтобы обеспечить приданое очередной моей подопечной.

Мне пришлось самостоятельно одевать на Ориссу ожерелье и браслеты, вдевать серьги ей в уши и прикалывать брошь к платью. Она этого потребовала. Очевидно, ей нравилось, когда кто-то за ней ухаживает. Точнее, не кто-то, а именно я, потому что Перси и всех остальных, кто бы перед ней не появлялся, она попросту игнорировала.

– У вас доброе сердце, господин Эдвин, – признался мне Перси, такое он произносил впервые, ибо называть дракона добрым по общепринятым правилам было просто ересью. – Другой, на вашем месте, просто отколотил бы строптивую девчонку. Она ведь такая капризница.

– Да нет, – не вполне уверенно возразил я. – Орисса просто выросла в бедной семье. Если бы ты сам пожил на хлебе и воде лет пятнадцать, да еще бы усердно поработал иглой, то захотел бы внимания и заботы ничуть не меньше, чем она.

Перси снова пробормотал что-то насчет «золотого сердца» и поспешил, как можно скорее, удрать из особняка, под предлогом того, что обещал встретиться и выпить с одной из своих смертных знакомых. Он притворялся перед ними слугой и компаньоном одного богатого господина и сплетничал о последних новостях. Ему это было забавно, и хоть наш же закон гласил «никогда не общайся со смертными», Перси его проделки сходили с рук, ведь он же не рассказывал своим знакомым, кто он такой на самом деле и не сходился ни с кем слишком близко, а просто, так сказать, подшучивал над доверчивыми и недальновидными людьми.